— Во-первых, всегда будьте простой во всем, что бы ни делали. Например, не хохочите громко, не позволяйте себе неестественных движений руками или глазами. Многие девушки не могут выйти замуж только потому, что нет никого, кто бы им сказал об этом. Во-вторых, ни в коем случае не пейте вина и не курите. Когда девушка пьет и курит, то очень трудно распознать в ней девушку — вы понимаете, что я имею в виду? И третье, наконец, и самое важное…
Но в этот момент с Миссисипи Кори случилась истерика. Браш никогда в жизни не забудет тех десяти минут. С ней было все, что только можно вообразить: и визг, и смех, и остановка дыхания; стакан с водой — успокоить! — разлетелся вдребезги; она каталась по полу и дрыгала ногами, не подпуская перепуганного Браша. Наконец, схваченная его крепкой рукой при попытке выброситься через парапет в озеро, она разрыдалась, восклицая:
— Какой ужас! Все смотрят на меня! Какой ужас! Честное слово, я не сумасшедшая!.. Я сама хотела, чтобы меня поправили. Ради Бога, не думайте обо мне плохо!..
Успокоив прибежавшего на шум растерянного метрдотеля, Браш, поддерживая полуживую от перенесенного шока, давящуюся слезами девушку, свел ее вниз к пристани и усадил в лодку. До самой середины озера они плыли в молчании. Миссисипи успокоилась и умыла лицо водой. Казалось, она осознала всю искренность советов Браша.
Когда они причалили к своему берегу и он помог ей выйти из лодки, все обитатели лагеря уже располагались под деревьями вокруг костра и заводили свои песни. «Дорожные работы» сменялись душещипательным «Зовом индейской любви». Компания каких-то парней развлекалась перебрасыванием зажженного карманного фонарика из рук в руки. Браш извинился перед всеми за опоздание и отошел в сторону прополоскать горло. Он записался выступать первым в программе, потому что любил после выступления смешаться с публикой, быть в самой ее гуще, ходить среди рукоплещущих, смеющихся, разговаривающих людей и испытывать странное наслаждение от того, что никто не узнает его, только что певшего перед всеми. Концерт начался, и он объявил свой номер:
— Феликс Мендельсон-Бартольди. Родился в тысяча восемьсот девятом году, умер в тысяча восемьсот сорок седьмом. «На крылах голубя».
Такой его педантизм и само название песни не предвещали успеха исполнителю, но все прошло хорошо. Затем Браш спел «Оборванную струну» сэра Артура Салливэна (1842–1900).
После этого он дважды поклонился и скрылся за деревьями. Публика долго аплодировала, и когда Браш вновь вышел на аплодисменты, чтобы поклониться еще раз и тут же уйти, все стали хлопать в такт, громко скандируя:
— Мы-хотим-еще! Мы-хотим-еще!
Сам директор озабоченно забегал меж палаток и среди деревьев, разыскивая исчезнувшего певца, но Браш спрятался на пристани за лодками и сидел там, пока не услышал донесшееся от костра объявление следующего номера: «Уважаемый мистер Кедворт сейчас прочтет небольшой философский трактат „Улыбка“». Убедившись, что он уже не потребуется, Браш вылез из своего укрытия. Бледный лунный свет падал на пустые дорожки и тропинки палаточного городка. Он вошел в читальную палатку и заглянул в книжный шкаф, но «Британской энциклопедии» там не было, и он вышел на улицу. Он заглянул в окно домика «Первая помощь»: врач в белом халате что-то читал при свете настольной лампы. Брашу захотелось зайти к нему и поговорить на какую-нибудь медицинскую тему, но, чувствуя непривычную вялость, он повернул прочь и побрел к вершине холма. По пути он бросил взгляд в ярко освещенное окно кухни. Там целая армия молодых парней и девушек перемывала горы посуды, оставленной отдыхающими после ужина. Это были студенты из разных колледжей, отрабатывающие свою летнюю практику. Все это было хорошо ему знакомо. Чувствуя счастливое возбуждение, он вошел внутрь и сказал, что хочет помочь. Ему дали большое полотенце и поставили вытирать стаканы рядом с сероглазой девушкой, в которую он тут же влюбился.
Глава 4