К неведомым берегам

- Послезавтра погрузимся, - объявил вышедший из конторы Шелихов. Завтра съезжу, проверю, все ли в порядке. Хочу я, - обратился он к Резанову, - человек сто доставить вместе с миссией на Кадьяк, а несколько семейств с десятками двумя промышленных отправить к Японии, на Курильский остров Уруп. Там можно и промыслом заняться и торговлишку с японцами попытать - сами предложили прислать корабль.

- Ну что же, в добрый час, - сказал Резанов.

- Все дело в начальнике... Есть у меня один на примете, но что-то сумнительным кажется. Хотите, вместе посмотрим...

До поздней ночи сидел Шелихов за конторскими книгами и счетами. Но главное было не здесь - книги говорили только о количестве... А что именно погружено? А качество? Проявленная Василием суетливость вызывала подозрение: ведь товаров, купленных на ярмарке Василием, он не видал.

На рассвете Шелихов вскочил и разбудил Василия.

- Приготовься ехать со мной. Побуди Полевого, может, и он соберется.

Василий смутился.

- Ночью? Кораблей не найдем - туманит.

- Светает уже... Найдем...

Собрался и разбуженный Полевой.

Корабли Шелихову понравились: надежные, из крепкого мелкослойного леса. Такелаж тоже не вызывал сомнений в добротности.

Спозаранку познабливало - Полевой зябко кутался в плащ.

- Тесновато, - заметил Шелихов, оглядывая предназначенные для миссии каюты. - Да что ж, в тесноте, да не в обиде. Привыкнут...

"Неужто товар из трюма начнет вытаскивать?" - с тревогой думал Василий.

Так и случилось. И первый же тюк сукна оказался лежалым.

- Убью, негодяй! - шипел Шелихов, тыча пальцем в книгу. - Записан тюк из последней моей санкт-петербургской закупки. А положено? Скотина!

- А это что? - заметил Шелихов на полке у самой обшивки мятые медные котлы, такие же чайники и даже две расколотые чугунные шестерни для предполагаемой пильной мельницы. - Мы еще с тобой поговорим после отправки гостей! А сегодня ты заберешь все это к себе и завтра же утром обменяешь на годное. У кого и почем покупал?

Василий молчал, опустив голову. Звонкая пощечина заставила его зажать щеку рукой.

Поздним вечером, когда Григорий Иванович озабоченно трудился над письмом Баранову на острова, Василий тихонько подошел к нему и заискивающе сказал:

- Я переменил негодный товар на хороший, Григорий Иванович, - и протянул список. - Прости...

- Если б не дети, давно бы послал тебя к дьяволу... Убирайся!

- Спасибо, - некстати, но с покорностью в тоне промолвил Василий и на цыпочках вышел.

"Поздравляю вас с гостьми, - писал Григорий Иванович Баранову, подчеркивая возможную пользу от миссионеров. - Уверен, что вы не менее моего почувствуете удовольствие, когда увидите в них подпору своего будущего благополучия..."

День и ночь переправляли людей. Приходилось это делать с большими перерывами из-за отливов. Шелихов в это время тщательно, строка за строкой, следил по книгам, все ли предположенное погружено, и время от времени бросал Василии короткие замечания:

- Воды на "Святителях" мало... Заморим скот, птицу, что будем делать? Опять посылать? Бочек тридцать прибавь... Железа тоже не хватит, гвоздей, припасу разного для кораблестроения...

Последними перевозили миссию, и только слышалось: "Господи, сохрани и помилуй мя грешного..." Косясь по сторонам, монахи со страхом поглядывали на угрожающую стену воды - вдруг рухнет и потопит? А когда причаливали к кораблю, с облегчением торопливо бормотали: "Слава тебе, господи!" - и резво взбегали по лесенке на борт.

Нагруженные до отказа, оба корабля, особенно "Три святителя", несли на себе не только миссию и больше двухсот человек переселенцев, мастеровых, рабочих, но и более чем годовое снабжение островов, скот для расплода, семена и инструменты для разведения огородов. Одних товаров насчитывалось двадцать пять тысяч пудов, и об особых удобствах для миссии нельзя было мечтать. Монахи их и не требовали, считая, что потерпеть в море придется месяца полтора, не больше. Сторонясь грубой, недисциплинированной толпы, скученной на небольшой палубе корабля, они предпочитали отсиживаться в тесных каютах. Не смущался один лишь Ювеналий. Как только вышли в море, он взгромоздился на какой-то бочонок и, грозно сверкая своими сверлящими глазами маньяка, стал проповедовать, призывая некрещеных креститься, а остальных - каяться во грехах...

9. РУКА ОБ РУКУ

В Охотске Шелихов пробыл недолго. Через два дня после отправки кораблей у начальника порта состоялся прощальный обед в честь столичного гостя.

- Вот что, ваше высокоблагородие, - обратился к начальнику порта Шелихов, когда все уже достаточно нагрузились и речи лились свободно, - хочу я от тебя из Охотска бежать. Не сердись, да видишь ли что - выход из своего порта вроде выигрыш какой: не успел поймать прилив, поминай как звали. Либо в море унесет и выбросит на камни, либо кинет на отмель - не сойдешь. Каждый год по кораблю теряю, а то и по два. Уйду подальше, хошь на Улью. Там и леса хорошие и спокойнее.