К неведомым берегам

Опытный глаз Резанова одобрительно скользнул по изящной фигурке Консепсии. Задержав на момент узенькую ручку, Резанов медленно наклонился для поцелуя, внимательно рассматривая скромно опущенные ресницы и ожидая взгляда. В глубоком свободном реверансе донна Консепсия повторила только что прорепетированный перед зеркалом поклон, и близко-близко перед склонившимся Резановым внезапно открылись два бездонных сине-черных озера.

За столом было весело. Резанов и офицеры едва успевали отвечать на методические, солидные вопросы патера Жозе де Урия и Аргуелло и сыпавшиеся непрерывным потоком вопросы любопытной Консепсии. Нравились ей решительно все, включая даже чопорного "ганц-аккурат" барона Лангсдорфа.

Грустен был лишь караульный офицер, которому никак не удавалось поймать частенько скользивший мимо него взгляд Консепсии. Тощий патер не стеснялся и, причудливо смешивая испанский и латинский языки, резво объяснялся с серьезным Лангсдорфом, поощрявшим его утвердительными кивками головы. Кофе подан был в кабинет.

- Ваша младшая сестра говорит по-французски, как настоящая парижанка, сказал дону Аргуелло Резанов, входя в кабинет.

- Нет ничего удивительного, - улыбнулся тот, - она воспитывалась во Франции, жила у тетки в Париже и только год тому назад приехала сюда. Скучает, никак не может отвыкнуть от шумной парижской жизни.

Разговор на эту тему, однако, тотчас же оборвался и принял деловой характер. Отозвав Резанова несколько в сторону, Аргуелло в изысканнейших выражениях и с извинениями сказал, что о приезде иностранных гостей он обязан немедленно известить губернатора Новой Калифорнии, резиденция которого находится в Монтерее, но что необходимо снабдить рапорт сведениями о тех судах, о которых губернатор был извещен испанским правительством.

Резанов охотно сообщил маршруты судов и просил разрешения послать и его письмо к губернатору с просьбой разрешить приехать к нему в Монтерей.

Гостеприимные хозяева не отпускали гостей до глубокой ночи.

За ужином донна Консепсия старалась вскружить голову не отходившим от нее обоим морякам. Погиб, впрочем, только один, мичман Давыдов. Хвостов вел себя неровно и нервно: то смешил Консепсию карикатурными описаниями петербургской и сибирской жизни, то молча мрачно осушал рюмку за рюмкой крепчайшего ямайского рома и бессчетное количество бокалов ароматного и крепкого испанского вина.

Опасливо поглядывал на него Резанов, и один из таких взглядов поймала Консепсия. Улучив момент, когда Хвостов наливал себе вина, она тихонько спросила Давыдова:

- У вашего друга сердечная драма, он страдает?

- Да, - ответил мичман, - вы угадали.

- Это видно. Бедный!..

Она решительно пододвинулась к Хвостову и, прикоснувшись к его руке, когда он поднимал бокал, участливо сказала:

- Не надо, лейтенант! - И добавила: - К жизни необходимо относиться легче, иначе она вас сломает.

- Она меня уже сломала, - ответил Хвостов и отставил бокал в сторону.

На следующий день все встретились за обедом у отцов миссионеров. Приехали верхом и девицы в амазонках. Развязавшиеся после обеда языки дали понять Резанову, что положение его в Калифорнии не блестяще, так как заходившие сюда американские моряки, побывавшие на Кадьяке и других островах, не раз рассказывали о господствующей там нищете, слабости власти россиян и столкновениях их с туземцами. Эти слухи надо было ему рассеять во что бы то ни стало.

Озабоченный, он вышел в тенистый сад миссии, встретился с запыхавшейся, но очень довольной Консепсией.

- Меня ищут ваши офицеры вон там, - сказала она, смеясь, указывая направо, - а мы поспешим с вами в другую сторону, хорошо?

Резанов кивнул головой, предложил руку, и они быстро пошли налево, в глубину сада.

- А что же вы сегодня такой невеселый? Вчера грустил лейтенант, сегодня вы... Вы чередуетесь?

- Да, а вы, донна Консепсия, разве всегда так веселы?

- О нет, мосье, здесь, во Фриско, я весела только на людях, а одна я скучаю и плачу, когда вспоминаю Париж, в котором провела целых шесть лет. Папа боялся оставить меня во Франции. В этой беспокойной стране, говорит, можно всего ожидать. А в Испании тоже неспокойно, там тоже часто бывают волнения. Большое недовольство вызывают самоуправство и притеснения любимца королевы и короля Годоя*. Может быть, вы слышали о нем?

______________ * Годой (1767-1851) - любимец испанской королевы Луизы и короля Карла IV, временщик, предавшийся Наполеону.

"Однако девица из очень шустрых и, видимо, неглупа", - подумал, внимательно слушая, Резанов.