К новой свободе: Либертарианский манифест

«Новый курс» начал строительство нового общества с создания Национальной администрации восстановления и Администрации регулирования сельского хозяйства, этих мощных инструментов регламентации, которые были с восторгом встречены бизнесом и профсоюзами. С началом Второй мировой войны восстановилось движение к коллективизму – к «полностью контролируемой экономике, опирающейся на мощные потоки кредита, в которой плановые органы мощного бюрократического аппарата обладают почти тоталитарной властью». После войны, пророчил Флинн, «новый курс» попытается развернуть такую же систему на международной арене. Он мудро предсказал, что, когда война закончится, правительство продолжит тратить огромные средства на вооружения, потому что это – единственная форма правительственных расходов, которую всегда одобрят и консерваторы, и рабочие, неизменно голосующие за новые рабочие места. «Таким образом, милитаризм – это величайший проект общественных работ, способный обеспечить согласие всех слоёв общества»[13].

Флинн предсказал, что послевоенная политика Америки будет интернационалистской в том смысле, что она будет империалистической. Империализм, «конечно же, интернационален… в том смысле, что война всегда интернациональна», и он будет вытекать из милитаристской политики. «Мы будем делать то же самое, что делали и другие страны; мы будем поддерживать страхи наших людей перед агрессивными поползновениями других стран, и мы будем осуществлять и собственные империалистические проекты». Империализм обеспечит Соединённым Штатам наличие вечных «врагов», с которыми можно будет, по словам Чарльза А. Бирда, вести «вечную войну за вечный мир». Потому что, как отметил Флинн,

мы умудрились разместить военные базы по всему миру… Не найти такого места, где могла бы начаться какая-то заварушка… и мы не смогли бы заявить, что наши интересы под угрозой. Когда война останется в прошлом, эти угрозы окажутся постоянным аргументом наших империалистов в пользу огромного военно-морского флота и мощной армии, которые смогут нападать на кого угодно и отбивать атаки всех врагов, существование которых станет нашей насущной потребностью[14].

Одно из самых волнующих описаний того, как Вторая мировая война изменила жизнь американцев, дал Джон Дос Пассос, прирождённый радикал и индивидуалист, которого «новый курс» превратил из крайне левого в крайне правого. Дос Пассос выразил свою горечь в послевоенном романе «Великий замысел»:

У себя дома мы создали банки донорской крови и гражданскую оборону, в подражание остальному миру устроили концентрационные лагеря (только мы их назвали центрами для перемещённых лиц) и загнали в них американских граждан японского происхождения… без суда и следствия…

Президент Соединённых Штатов выступал как истовый демократ, и члены Конгресса от него не отставали. Правительство всем сердцем было предано гражданским свободам. «Сейчас мы по горло заняты войной, но потом восстановим все четыре свободы»,– так говорили они…

Война – это время цезарей…

Предполагалось, что американский народ скажет спасибо за век Простого Человека, обернувшийся веком перемещения за колючую проволоку.

Мы научились. Есть вещи, которые мы научились делать, но мы так и не научились, несмотря на Конституцию, Декларацию независимости и на все споры в Ричмонде и Филадельфии, тому, как наделить властью над жизнью людей одного человека и заставить его мудро её использовать[15].

Советская внешняя политика