Хватит! Чаша терпения нашего переполнилась. Сук, на который ты вешала одну мерзость за другой, должен обломиться!
Мы тебя давно предупреждали, но ты не послушалась голоса народа. Не думай, что ты недосягаема; грозная рука правосудия найдет тебя в любом месте, и тебе придется за все ответить. Делай так, как велит тебе народ: сразу же скройся отсюда! Даем тебе пять дней сроку. После этого чтоб духу твоего здесь не было. Если не выполнишь нашего приказа, пеняй на себя, ты будешь наказана. Красный петух пойдет по крышам, а тебя ждет пуля или петля.
— Что ты на это скажешь? — спросила Анна, когда Айвар прочел анонимное письмо.
— Видно, майору Регуту еще не удалось обезвредить всех здешних негодяев, — ответил Айвар. Он вынул из кармана свое письмо и подал Анне. — Прочти. Почерк тот же, подпись одинакова.
Анна прочла письмо, потом, заметно смутившись, посмотрела на Айвара.
— Что за Пикол, Айвар? Ты… встречался с ними?
— Они разыскали меня и хотели завербовать. Пришлось несколько раз с ними встретиться. Но не беспокойся: все делалось с ведома Регута. Удалось ликвидировать целую банду — помнишь, летом, когда он приезжал со своими людьми.
Анна задумалась. Лицо ее стало озабоченным.
— Ты, Айвар, играешь в опасную игру… — наконец заговорила она так тихо, будто боялась, что кто-нибудь посторонний услышит ее. — Этого они не простят тебе.
— Что там простят или не простят! — с горячностью воскликнул Айвар. — Важно то, что я им не прощу. Меня оскорбляет одно то, что они вообще осмелились рассчитывать на меня. Это личное оскорбление, и гак я на него отвечу — тоже мое личное дело. Ответ может быть только один — борьба!
— Правильно, Айвар, бороться надо, только ты ошибаешься, если думаешь, что это только твое личное дело. Ты не обижайся, но я должна сказать, что ты часто руководствуешься личными мотивами и подчеркиваешь их. А в нашей жизни нередко случается так, что ради общественного блага приходится забывать личные интересы. Ты не имеешь права поступать, как тебе заблагорассудится.
Айвар обиженно сжал губы.
— Выходит, мне надо уйти с линии огня и ждать, пока общество разрешит мне вступить в борьбу с врагом, — сказал он.
— Речь идет не о бездеятельности, а о разумной осторожности, — возразила Анна. — Не забудь, что ты принадлежишь не одному себе.
— А как ты думаешь ответить на это письмо? — спросил Айвар.
— О чем тут думать, Айвар? Ты сам сказал, что есть только один ответ — борьба. И я встану на этот путь. Мы постараемся, чтобы к весне в Пурвайской волости организовался колхоз, чтобы за несколько лет вся волость была сплошь коллективизирована одной из первых в Латвии. Но нельзя оставлять угрозы наших врагов совсем без внимания. Я не боюсь выстрела из-за угла. Боюсь другого, Айвар… Представь, Айвар, если ночью начнется пожар и сгорит молочный завод или МТС… Надо усилить бдительность, стать более нетерпимым к разгильдяйству и небрежности… Следует обеспечить такой порядок, чтобы враг не смел подойти к государственному и общественному имуществу на расстояние пушечного выстрела. Ты солдат, у тебя опыт в таких делах. Завтра я поговорю с командиром взвода истребителей, с начальником добровольного пожарного общества, с Регутом, с уполномоченным милиции. Необходимо правильно поставить задачу, мне нужен твой совет, поэтому я и просила тебя прийти. Но общими требованиями я ничего не добьюсь, мне нужно конкретно знать, что потребовать от каждого, что каждому поручить. Помоги мне, Айвар, я знаю, ты это можешь…
Тревога Анны была своевременна. До сих пор никаких пожаров и диверсий не случалось, и люди, которым была поручена охрана общественного имущества, стали относиться к этой обязанности спустя рукава, считая ее лишней и обременительной. В системе охраны не все было продумано до конца, оставались щели, через которые мог свободно проникнуть враг. Но самым большим злом была самоуспокоенность некоторых работников.
Долго в тот вечер совещались Айвар и Анна. Айвар дал много полезных советов, а в самом конце сказал:
— Не знаю, хорошо ли ты делаешь, что живешь во всем доме одна. Почему тебе не переселиться в исполком? Разве здесь не найдется лишней комнаты? Потом совсем не обязательно всем знать, где ты ночуешь. Борьба остается борьбой.
— Не преувеличивай, Айвар, — впервые за этот вечер усмехнулась Анна. — Это обычная угроза. Они сейчас мною заниматься не будут.