К новому берегу

«Конец…» — подумал он, и ему казалось, что кто-то громким голосом сказал это слово. Он полз дальше, шаг за шагом приближаясь к Ургам. Вот и большой машинный сарай и дом рабочих; Тауринь некоторое время смотрел туда и о чем-то думал, насколько он в состоянии был связно мыслить. Из рассказов Марциса Кикрейзиса он знал, что Айвар жил в прежней своей комнате. Окно выходит в сад… если ставни не закрыты, выдавить стекло пустячное дело…

Последняя надежда… последняя отчаянная попытка ускользнуть от преследователей…

«Может, в сердце Айвара еще тлеет искра благодарности? Укрыться только на день… до вечера… может быть, даже на несколько часов, пока преследователи обыщут все углы в Ургах… Может, Айвар пожалеет… приютит на несколько часов… такая небольшая услуга в знак признательности…»

Другого выхода у Тауриня не было, только этот последний сулил ему спасение или западню. Он пробрался в сад усадьбы и на цыпочках приблизился к окну комнаты Айвара. Прижавшись лицом к мокрому стеклу, Тауринь силился разглядеть что-нибудь в комнате. На дворе послышались чьи-то шаги. В доме рабочих пели.

Тауринь больше не мешкал. Он выдавил стекло, отворил окно и пролез в комнату. Когда глаза привыкли к темноте, он увидел кровать, стол и несколько стульев. В углу, рядом с дверью, висел дождевой плащ и рабочий костюм Айвара.

Тауринь задернул окно занавеской и, присев на край кровати, стал ждать. От намокшей одежды и сапог на полу натекла лужа.

Прошел час, может быть больше, когда наконец хлопнула наружная дверь и в коридоре раздались осторожные шаги — видимо, кто-то шел на цыпочках, опасаясь разбудить соседей. У двери, за которой тихо, словно мышь, сидел Тауринь, человек остановился, и слышно было, как он возится с ключом. Через несколько секунд двери отворились. Щелкнул выключатель, маленькую комнату озарил яркий свет.

Тауринь встал, выдавил на лице подобие улыбки и тихо сказал:

— Здравствуй, Айвар… Извини, что без твоего ведома вломился в комнату. На дворе такая ужасная погода. Не хотелось будить чужих людей, поэтому…

И он показал на окно.

Айвар остолбенел от неожиданности.

— Что вам надо здесь, Тауринь? — спросил он, немного придя в себя. Он сделал вид, что не замечает протянутой ему руки.

— Искал тебя… — ответил Тауринь. — Надеюсь, что не откажешь в ночлеге. Мне сегодня некуда деваться.

Его глаза настойчиво изучали лицо Айвара, ища ответа на вопрос, мучивший его все время, пока он сидел в этой комнате. И он нашел его. Мрачный, отчужденный взгляд, крепко сомкнутые губы и сжатые кулаки показали яснее всяких слов, что Айвар не пощадит его. Правая рука Тауриня нырнула в карман пиджака и нащупала револьвер.

Айвар понял: Тауринь готов на все и без борьбы в руки не дастся. Только крайнее отчаяние привело его в Урги, в эту комнату. «Если я сейчас выскочу в дверь и запру его, — думал Айвар, — удастся ли поднять людей и окружить сад, прежде чем он удерет?»

На дворе уже рассвело. «Скоро должен прийти отец вместе с Дравой и Финогеновым. Как предупредить их, чтобы не входили?» — Айвар опасался за жизнь отца.

— Почему вам некуда деваться? — спросил он, остановившись у двери и откидывая назад пряди мокрых волос, упрямо спадавших на глаза. — У всех людей есть пристанище, только у вас его нет.

— Потому что они… — Тауринь кивнул в сторону коридора, — отняли у меня все. У меня нет больше ни дома, ни семьи. Приходится, как зверю, скрываться в чаще леса.

— Не надо было становиться зверем, тогда не пришлось бы скрываться! — сурово ответил Айвар.

— И это говоришь ты, кому я сделал столько добра! — плачущим голосом сказал Тауринь, но его глаза горели по-волчьи. — Так ты благодаришь за то, что я тебя вырастил, дал образование, сделал человеком!

— Вы старались воспитать меня не человеком, а зверем, — ответил Айвар. — Если сегодня я действительно человек и мне не стыдно смотреть в глаза народу, я обязан этим не вам, а честным людям, которые вовремя вырвали меня из-под вашего влияния.

— Что я тебе сделал плохого? — удивился Тауринь. Пальцы его правой руки судорожно сжимали револьвер.

— Вы искалечили мою юность, старались замарать меня в глазах моих товарищей! — воскликнул Айвар. — Я вас ненавижу, Рейнис Тауринь! Запомните это навсегда!

— Я воспитал тебя в духе лучших традиций нашего народа, — шипел Тауринь. — Какое мне дело, что большевики не признают моей правды? Я вот тоже не признаю их правды. Я был и всегда останусь в своих глазах правым.

— Правда может быть только одна, и ей я отдаю всего себя, до последней капли крови, до последней искорки моего разума, — ответил Айвар. Он был так взволнован, что не слышал шума в передней. Не расслышал его и Тауринь.

— Если хотите обманывать себя, — продолжал Айвар, — убеждайте себя, что вы с вашей черной душой, с обагренными кровью руками правы и невинны, но не пытайтесь заставить так думать других. Для меня вы — преступник!

Сверкающими от ярости глазами Тауринь смотрел на Айвара, а в уголках его тонких, жестоких губ скользила усмешка.

— Итак… ты не позволяешь мне спрятаться здесь ненадолго? — спросил он.