К новому берегу

Через минуту Айвар оказался в узкой полутемной комнате с таким низким потолком, что взрослым приходилось наклонять головы. Угол разбитого стекла в маленьком оконце был заткнут тряпкой, и с подоконника на некрашеный грязный пол стекала вода. В комнате пахло плесенью и дымом. В одном углу была печь с широкой лежанкой, по которой бегало множество прусаков. У стены стояла старая кровать с высокими бортами, походившая на ящик. На ней сразу же устроился вошедший в комнату отец хозяина — старый Коцинь, высокий, плечистый старик с длинной седой бородой и огромными костлявыми руками. У наружной стены стоял широкий топчан, на полу лежала солома и разбросанные в беспорядке одеяла, простыни из мешковины и несколько подушек в липких, грязных наволочках.

Хозяйка сняла с Айвара пальтишко. Ее взгляд скользнул по одежде мальчугана. Потом она развязала узелок с его вещами и все осмотрела у окна.

— И все это к нему в придачу? — спросила она у мужа.

— Все до нитки и еще пятнадцать латов в месяц, — поспешил пояснить Коцинь. — На меньшее я не согласился. Зимой эти пятнадцать латов будут нам хорошим подспорьем.

— Подспорьем… — мрачно повторила жена и засмеялась сердито, без улыбки. — Сам пропьешь. Моим глазам их не видать.

— Чего выдумываешь… — пробормотал Коцинь. — Если хочешь, можешь сама ходить в волостное правление за этой доплатой.

— А ты думал, что я тебя пущу! — решительно заявила Коциниене. — Тогда лучше сразу вези мальчишку обратно. Пусть волость девает его куда хочет.

Она подозвала младших детей — семилетнего Карлушку и пятилетнюю Мирдзу — и примерила им одежду Айвара.

— Все как будто сшито на Мирдзу, — решила она. — Карлушке тесновато, но можно выпустить складки, а внизу чем-нибудь надставить.

Всю одежду и обувь Айвара тотчас же распределили между хозяйскими детьми, а вместо нее мальчик получил старые отрепья, которые ему были велики.

— Обойдется, — сказала хозяйка. — Не барчук, на бал не ходить. Если наши дети обходились, этот тоже не умрет.

— Правильно, старуха, — поддакнул Коцинь. — Никто не может требовать, чтобы мы за пятнадцать латов в месяц наряжали его, как барчука.

Обедала хозяйская чета вместе со старым Коцинем в другой комнате, после этого к столу допускались дети. Айвар почти ни к чему не прикоснулся, он был слишком подавлен и расстроен, чтобы думать о еде.

Вечером его вместе с другими детьми уложили спать на широкий топчан, но он долго не мог заснуть. Мальчики баловались, брыкались и дразнили девочек, пока не вывели из себя старого Коциня. Он встал, схватил вожжи и начал стегать по спинам шалунов:

— Вы перестанете? Грызутся, как собаки! Вот спущу с вас шкуру!

После этого наступила тишина. Дети один за другим уснули. Не спали только Айвар да старый Коцинь, у которого ломило кости. Мальчуган прислушивался, как старик со стоном поворачивался с боку на бок и по временам раскачивал больную ногу. Таинственная темнота незнакомой комнаты казалась Айвару угрожающей. Дождь стучал в оконце, а с потолка на спящих падали прусаки и кусали так больно, что дети во сне вздрагивали и стонали.

«Может, теперь скоро приедет отец? — думал Айвар. — И тогда он возьмет меня отсюда». Ему хотелось, чтобы отец скорее явился сюда, — можно будет к нему приласкаться, рассказать обо всем, что он видел и слышал за это время. Тогда не надо будет бояться чужих людей, — они не сделают ему ничего плохого, если огец будет с ним… Он думал об этом большом, счастливом событии, и его сердечко, ободренное надеждами, начинало усиленно биться. Но стоило лежащим рядом детям застонать во сне или коснуться локтем Айвара, как он возвращался к действительности. Все надежды рушились, были только темень, страх и много чужих людей, которые его не любили. Свернувшись калачиком и спрятав голову под тонкое грязное одеяло, он долго плакал, содрогаясь всем телом от сдерживаемых рыданий. Никто не слышал его плача, никто не пришел утешить…

В жизни Айвара настала самая мрачная пора. Суровая пора — без солнца, без дружбы, без ласки. За стол его, правда, сажали вместе с хозяйскими детьми, но Коциниене между завтраком и обедом старалась сунуть своим то кусочек хлеба с творогом, то кружку простокваши. Айвар ел только за столом, поэтому он всегда чувствовал голод. В этом, впрочем, он не был одинок: пастуший пес Дуксис жил тоже впроголодь, довольствуясь только тем, что находил в помойной яме и что удавалось стащить у свиней. Когда хозяйка ставила в углу кухни котел с мелкой картошкой и рубленой кормовой свеклой, Дуксис подбирался к котлу и пожирал горячие овощи. Если его застигали на месте преступления, порка была обеспечена.

Дети Коциня любили дразнить и пугать Айвара.

— Мой папа купил тебя за деньги, — объявлял Карлушка. — Он может с тобой делать все, что захочет, как с Дуксисом или старой лошадью. Моя мама может тебя пороть каждый день, сажать в темный чулан и продать цыганам.