К отцу своему, к жнецам

«Не стоило бы, – прерывает ее душа, – к моим бедствиям прибавлять обвинение в нечестии: ты хочешь лишить меня всякой надежды на снисхождение судьи?» – «Оставим эти пререкания, прошу тебя! Если ты можешь себя видеть, посмотри только, с какой заносчивостью ты пеняешь на свой жребий, судя о том понаслышке, об этом по догадке, обо всем по невежеству и на таком основании осмеливаясь войти в совет богов и решать, что в нем справедливо, а что требует немедленного исправления. Ты – словно человек, купивший по случаю старую чашу со стертой чеканкою: вертишь ее в пальцах, решая, кому бы приписать эти останки и на какую басню их перелицевать: тут видишь копыта, там голову бородатую и гадаешь, одному ли существу они принадлежали или разным, блудливый Несс перед тобою, мудрый Хирон или чей-то конь в чужих хлебах. Пей из нее, даже если понять ее не можешь! Ты жалуешься на свои потери? Но еще цело у тебя то, что судит о ценности любой утраты, – самые драгоценные дары у тебя не отняты, украшающая тебя ученость, которой ты заслуженно хвалишься. Не скажешь, что это не мои дары, хотя бы отчасти: разве не я дала тебе знатность и семейству твоему достаток, без которых твое усердие познало бы куда больше препятствий?»

«Потом я переменю тон (я ведь не только платье, но и любой нрав вздеваю на себя и снимаю не хуже вас, сочиняющих думы Ахилла и Геркулесовы жалобы) и скажу так: «О, сколь обильным прахом ночи засыпаны глаза человеческого разума! Ты слезно жалуешься на власть Фортуны, тратя труды и масло на приискание обвинительных доводов и наилучших оборотов речи, между тем как тебе открыта верная и многими возвещенная дорога к свободе. Но до такой степени ты забываешь себя самое, что ищешь помощи против Фортуны в ее же даяниях. Разве не говорили твои философы, что нет иного блага, кроме честности, и кто считает благом нечто иное, добровольно предается в эти немилостивые руки? Заткни же воском уши, чтобы Ахелоады тебя не погубили; утвердись на самом крепком основании, какое есть, – на своей добродетели: ведь не отнимает Фортуна того, чего не давала, добродетели же не она дает. Уйди в самого себя, человек, и не дотянется до тебя божество, на которое ты пеняешь.