Читаем К ПЕНИЮ ПТИЦ полностью

Я уже почти готов примириться с доставшимся мне набором земных радостей и благословить бессмертие потомков. Только один вопрос не дает покоя: ввиду бесконечности Вселенной и панспермичности нашей природы, неужели же - и почему?! - до сих пор до нас так никто и не добрался?

В молодости я прочел у Паскаля, что (цитирую по смыслу): "если так много людей верит в чудеса, значит, чудес не могло не быть".

И еще: "почему сейчас так мало чудес? Потому что вера уже укоренилась - они больше не нужны".

Прочтя, я поразился безусловности веры и понял, что так верить не могу. Наивность тогдашних людей была для меня очевидна. Высказывания Паскаля показались вполне соответствующими отсутствию в его времена электричества, а также телефона и автомобиля.

Сейчас мне уже неудобно за свою тогдашнюю наивность.

Завидуя Паскалю, передаю туда, к нему, привет.

Хотя там, может, и без этого уже заметили, что я не так уж глуп?

("Смотрите, он о многом догадался...") Вот бы заслужить, в качестве награды, хоть какую от них весть!



25. Верит ли мне Тот, кто и так все знает?


Несмотря на холода, мир снова представился уютным местом. Мне хорошо, наверное, еще и потому, что сегодня выпал первый снег. Он, как часто бывает, очень обилен и повис целыми грудами на не успевших потерять все листья деревьях. Многие из них угрожающе наклонились. Боюсь, что к следующему утру уцелеют не все.

Не знаю, почему в вечер первого снега кажется, что тихо, даже если это далеко не тишина.

Но я не чужд всему происходящему настолько, что забыв - или наоборот, помня счетность собственных дней, хочу "гнать картину".

Поэтому в тишине первого снега я вспоминаю первый майский гром.

- С сильным запахом озона! - пророчески радостно оглашаю тот, что внутренний, из доступных мне миров. Всё это наше с ним устройство, когда с рождением открываются глаза, сквозь них в тебя вливается бесконечность внешнего мира - и вот она уже твоя, показалось таким, что лучше быть не может:




Бесконечность - Я - Бесконечность.


И в каждый момент времени есть даже право выбора, какую из Бесконечностей предпочесть - ту, что справа, или ту, что слева:

смотреть наружу или внутрь.

Об этих возможностях, впрочем, лучше не думать, а то становится страшно, как бы не потеряться. Страшно, потому что между бесконечностями мечется маленький дурачок, путаясь в страстях - и мучаясь ими.

В том числе, и смешной тягой к накопительству.

Маленький дурачок мечется между мирами и не знает, зачем ему так много всего надо, потому что вопрос "зачем?" безответен без "почему?", а для ответа "почему?" необходимо философствовать никак не меньше, чем для ответа, "зачем?".



26. Не тишина, а глухота


Мне и раньше приходило в голову, что мозг - машина времени, но только сейчас я понял, чем занята эта машина. Оперируя с двумя бесконечностями, она превращает "сейчас" в "когда угодно" - то-есть, во ВСЕГДА, а "здесь" - в "где угодно", что означает ВЕЗДЕ.

И вот, где бы я ни пребывал в мире внешнем, я могу быть где угодно в мире внутреннем. В частности, почему бы не вообразить, как сжимается пространство и как ускоряется время при быстром полете в сверкающем тоннеле? И вот, я уже готов принять, что сейчас - это как ТОГДА, а здесь - это как ТАМ.

Самое смешное, если это повод для смеха, состоит в том, что, несмотря на доступные просторы, я себе напоминаю заточенного в клетку зверя, бессчетно измеряющего шагами отведенное ему пространство и каждый раз мечтающего, пока есть куда шагать, что решетка волшебным образом исчезнет - или обрушится стена.

Решетка и стена сделаны из слов.

Рабство сравнений, тирания метафор, косноязычные попытки передать образ - или сделать его самому себе понятным.

Поскольку слова ограничивают и искажают текущее представляемое, оно видится из клетки.

Мой взгляд увлажнился - и я послал привет Глухому Композитору, потому что если из клетки выйти, звуку уже не обязательно оставаться звуком.


В Египте, в Долине Царей, я увидел, как весело раскрашены иероглифы и рисунки на стенах гробниц. Я подумал, что это был медовый месяц личности со словом, только начинающим свой путь к бесплотности идей.

От образа - к рисунку, от рисунка - к иероглифу.

Имя птицы - это уже не только птица, которую можно поймать, убить или нарисовать, а еще и Бог.

Имя Фараона - это не просто ОН, гордо восседающий на троне с белокожей НЕЮ. Это тождество с повергнутыми врагами, с завоеванными землями - и с весело раскрашенной гробницей, вместившей дух, не только плоть.

- Игра в куклы, - сказал бы я о тогдашних ухищрениях по сохранению плоти, если бы вполне был уверен в безнадежности таких приготовлений к вечной жизни. Это ведь только гипотеза, что бессмертия нет.


- А вдруг?


- Чур меня, чур, - говорю себе и продолжаю внутренне заискивать у жрецов Древнего Египта, хранителей предания об одной из побед на пути к Метаязыку.


- Метаязык, что это такое? - участливо спрашивает она меня, и я ценю мягкость иронии.


- Это как море, - говорю я, потому что нет у меня настоящего ответа, а море, благо, перед нами.

Перейти на страницу:

Похожие книги