К полюсу!

Кренкель впервые использовал в Арктике короткие волны, которые теперь, можно сказать, стали господствующими в эфире. День 12 января 1930 года стал для радиста памятным на всю жизнь. «Здесь советская полярная экспедиция в бухте Тихой», — отстучал Эрнст Теодорович. И услышал в ответ: «Дорогой мистер! Очевидно, мы можем поздравить друг друга с установлением мирового рекорда... С вами работает радиостанция американской антарктической экспедиции адмирала Бэрда. Поздравляю вас!»

Расстояние между станциями составляло двадцать тысяч километров!

В 1931 году Кренкель участвовал в знаменитой международной полярной экспедиции на дирижабле «Граф Цеппелин». Потом он был в числе последних, кто покинул льдину во время челюскинской эпопеи.

Когда погиб «Челюскин» и зарубежные газеты писали о неминуемой гибели людей, оказавшихся на дрейфующем льду, еще тогда Шмидт, Кренкель и Ширшов обсуждали... план экспедиции к Северному полюсу.

Молодой биолог Петр Петрович Ширшов после «Челюскина» плавал на «Красине». Его научные работы — Ширшов изучал морской планктон — существенно изменили представления о жизни в Ледовитом океане.

На станции «Северный полюс» Ширшов был и биологом, и гидрологом, и... врачом.

Почти год Ширшов стажировался в одной из московских клиник. Он научился обрабатывать раны, накладывать швы. Научился даже делать несложные операции.

Утверждают, что, закончив хирургическую практику, Петр Петрович сказал речь — краткую, но впечатляющую:

— Ребята, я теперь запросто могу оттяпать вам и руки и ноги. Но не хотел бы, чтобы моя первая помощь стала для кого-нибудь из вас и последней!

«Мы оценили, — пишет Кренкель, — самокритичность нашего доктора и понимали, что лучше обходиться без его помощи. Эта убежденность помогла нам продержаться».

Евгений Константинович Федоров был самым младшим в четверке. По специальности геофизик, а точнее, магнитолог. Но на дрейфующей станции он, кроме того, вел астрономические и метеорологические наблюдения, а иногда подменял радиста.

«Максимум исследований при минимуме людей» — эти слова были как бы девизом дрейфующей станции.

До полюсной экспедиции Федоров зимовал в бухте Тихой и на мысе Челюскин. Во время этих зимовок с магнитной съемкой он прошел по островам Земли Франца-Иосифа и по западному Таймыру. О трудном таймырском походе Федорова один из полярников писал позднее: «Чтобы не пользоваться пышными словами о героизме, которые я не люблю, скажу, что это был сильный номер с большой долей риска».

Евгения Константиновича всегда отличала большая работоспособность. И. Д. Папанин, рассказывая позднее об организации станции, писал: «Первой, без всяких сомнений, была названа кандидатура Е. К. Федорова».

Что касается самого начальника, о нем хорошо сказал Отто Юльевич Шмидт: «В таком небывалом деле, как научная станция на дрейфующем льду в районе полюса, очень многое зависит от ее начальника. Выбирая его среди наших лучших зимовщиков, я остановился на И. Д. Папанине. Я имел в виду не только его многолетний опыт, но и прежде всего исключительную жизнерадостность и напористость, с которыми товарищ Папанин легко побеждает любое возникающее на его пути препятствие. Такой человек не растеряется в трудную минуту! Спутники такого человека будут каждодневно получать от него новую зарядку бодрости и уверенности в успехе».

Под Алуштой, в селе Морском, стоит памятник — на пьедестале рванувшийся вперед матрос. Надпись: «На этом месте в августе — ноябре 1920 года высаживались десантные группы во главе с А. В. Мокроусовым и И. Д. Папаниным для организации партизанской борьбы в Крыму. Политруком одной из групп был советский писатель Всеволод Вишневский».

Да, матрос Иван Папанин был одним из организаторов Крымской повстанческой армии в тылу у Врангеля. Существует мнение, что именно он послужил прообразом неунывающего матроса Шванди в «Любови Яровой» К. Тренева.

После окончания гражданской войны Папанин работал в Крымчека, потом секретарем Реввоенсовета Черноморского флота, потом в Народном комиссариате почт и телеграфов.

В 1932 году он возглавил строительство полярной обсерватории в бухте Тихой, потом зимовал на мысе Челюскин. Еще тогда в Арктике стали складываться легенды о хозяйственности и «пробивной силе» Папанина. Совершенно постороннего человека за несколько минут Иван Дмитриевич превращал в союзника и помощника.

Кренкель пишет: «Я еще не видел человека, который... сумел бы устоять против знаменитых папанинских слов: «Братки, надо помочь!»

Как считает Иван Дмитриевич, «тяжела не зимовка, а тяжела подготовка». Фактически вся подготовка к жизни на дрейфующих льдах легла на его плечи. Нужно было предусмотреть все — от примусных иголок и керосиновых ламп до точнейших приборов и легкого теплого дома. Опираться на опыт предшественников? Но никто не пробовал жить на полюсе.