К полюсу!

Дрейф продолжался. Продолжались и сжатия. Они возникали периодически, ко по мере продвижения льдины на запад ослабевали. Через двенадцать часов миновали остров Генриетты. Льдине удалось пройти архипелаг, но какой ценой! От некогда обширного ледяного поля остался небольшой обломок, да и тот был разорван трещинами на несколько кусков. В кают-компанию пробирались через трещины, Вокруг станции громоздились пятиметровые валы торосов.

3 февраля над станцией появился Ил-14. Корнилов по микрофону передал, что они попытаются подыскать запасное поле, пригодное для перебазирования станции. Но поиски не увенчались успехом. В радиусе 20 километров не было ни одного поля. Льдина находилась в зоне разломов. В середине зоны резко выделялась широкая восьмикилометровая полоса изломанного, перетертого льда. В центре полосы находился обломок с домиками станции.

Вопрос о перебазировании отпал. Оставалось одно — эвакуация.

6 февраля вечером прилетел вертолет. Командир машины удивленно спрашивал: «Как же вы здесь жили? Тут даже вертолету негде садиться...»

Самым молодым участником дрейфа СП-14 был Виктор Серафимович Рачков. Потом он работал на СП-16, СП-19, был начальником седьмой смены на СП-22 и второй смены на СП-27. В марте 1986 года на СП-27 с Рачковым встретился один из авторов книги.

— Ломает все время, — сказал Виктор Серафимович. — Вот запись за 26 февраля из вахтенного журнала: «Новая трещина стала разводьем. Наш пятак снова уменьшился. Теперь его размеры 400 на 400 метров».

Первоначально их льдина толщиной более шести метров занимала площадь три на четыре километра. Сейчас ближайший вал торосов совсем близко от станции. Между жилыми домиками и ВПП — разводье. Перебираться через него далеко не просто и, разумеется, опасно.

В марте 1986 года СП-27 дрейфовала у 85-й параллели, в полутора тысячах километров от ближайшей земли. Крошечная льдинка, затерянная в бескрайних просторах Ледовитого океана. Крошечная, но родная, советская. Вьется над домиками кают-компании красный флаг Родины. Двенадцать наших соотечественников — самые северные жители Земли.

Как их назвать? Смельчаки? Первопроходцы? Герои?

Рачков отвечает просто:

— Это наша работа.

Они тоскуют по дому — все без исключения.

По этому поводу один известный полярник писал: «Какую испытываешь радость, когда после большого перерыва на станцию прилетает самолет. Но самая большая радость — это письма. Для всех, кто надолго уезжает из родных мест, письма обладают удивительной силой, а для полярников особенно. Помню, это было на СП-7 в полярную ночь. Один полярник просил товарища прочитать его письмо вслух. Сам он знал текст письма наизусть, но ему хотелось его еще и послушать. В этом письме не было ничего особенного: «Живы, здоровы... Лялька спрашивает о тебе...», но полярник сидел, закрыв глаза, как будто слушал музыку. В этот миг он перенесся в другой, дорогой ему мир, наполненный особым светом и радостью».

Они тоскуют по Земле. Напишем это слово с большой буквы, это не будет преувеличением. Тоскуют по далекой планете Земля.

Академик В. П. Глушко, размышляя о будущем космонавтики, говорил: «Полезно учесть опыт работы 24 арктических и 23 антарктических экспедиций с ежегодной сменой экипажей. Сравнивая экспедиции на Северный или Южный полюс нашей планеты, характерные экстремальными климатическими условиями, с космической, нельзя забывать, что на Земле отсутствует серьезнейшая проблема влияния невесомости на человеческий организм. Однако в остальном условия полярных экспедиций даже более суровые. Например, на дрейфующих научно-исследовательских станциях «Северный полюс» полярная ночь длится 5 месяцев, морозы достигают 50 градусов».

В 1977 году в ЦК ВЛКСМ состоялась встреча, посвященная 40-летию первой дрейфующей станции. Собрались полярники: ученые, летчики, моряки, радисты... Впервые собрались вместе начальники всех дрейфующих станций — от первой до двадцать третьей. Не было только скончавшегося за четыре года до этого Михаила Михайловича Сомова.