Потом приехал в Москву, устроился разнорабочим, стал тренироваться вместе с участниками экспедиции. Научился обращаться с радиостанцией, работать телеграфным ключом — стал дублером радиста. Освоил премудрости навигации — стал дублером штурмана. Умело и споро управлялся с многочисленным снаряжением экспедиции — стал вторым завхозом. В общем, сделался необходимым человеком.
В одном из писем Василий охарактеризовал себя так: «Человек я некоммуникабельный, с людьми схожусь трудно. В характере много детского: максимализм, иногда безответственность. Порой «хочу» ставлю выше «надо». Это во взаимоотношениях с друзьями, коллективом. В работе «надо» идет выше, почти любую работу делаю с удовольствием».
С незнакомыми людьми Вася действительно замкнут, а с друзьями любит поспорить. Его точка зрения обычно противоречит общепринятой и часто не выдерживает критики. Но Вася отстаивает ее, а когда спор закончен... остается при своем мнении...
Поработав в экспедиции, пройдя испытание Арктикой, Вася и во взаимоотношениях с друзьями, с коллективом несколько изменился: не ставит теперь на первое место «хочу», а старается ставить «надо».
...В свое время Ральф Плейстед, уже покорив вершину планеты, писал: «Всякого, кто говорит только о четверых, достигших полюса, мы заставим замолчать». Плейстед имел в виду, что и те участники его экспедиции, которые оставались на базе, по праву разделяют успех тех, кто достиг полюса.
В экспедиции «Комсомольской правды» начальником базового отряда был старший радист Леонид Михайлович Лабутин. Главная база располагалась на острове Котельный, а вспомогательная — на дрейфующей станции СП-24, которая в то время находилась в районе 81° северной широты и 160° восточной долготы. Именно Лабутин — талантливый радиоинженер, неоднократный чемпион Союза по радиоспорту — сконструировал замечательную портативную радиостанцию «Ледовая-1» и придумал всю схему экспедиционной радиосвязи, которая работала безупречно.
Федор Склокин возглавлял вспомогательную базу. До этого он участвовал во многих переходах, но во время одной из тренировок повредил мениск и поэтому остался «на берегу» — а точнее, на дрейфующей льдине СП-24. Федор по специальности физик и, кроме того, отличный спортсмен. В экспедиции он выполнял обязанности тренера и радиста.
В состав базового отряда входили также базовый радист Георгий Иванов — аспирант, математик-вычислитель — и запасные участники: радист Александр Шатохин, который зимовал когда-то на полярной станции Алазея, а к 1979 году успел окончить Московский институт стали и сплавов, и штурман, океанолог Михаил Деев — старший научный сотрудник географического факультета Московского государственного университета.
В дневниковых записях Дмитрия Шпаро есть упоминания о его собственных сомнениях, о разногласиях и спорах в полюсном отряде. Не стоит преувеличивать значительность этих разногласий, они неизбежны в любой трудной экспедиции, хотя подчас их принято скрывать.
Могу заверить читателей — дружба участников экспедиции за эти годы окрепла, Шпаро и Шишкарева, к примеру, водой не разольешь. Были уже интересные новые маршруты. Были и еще будут!
Итак, вот записи Дмитрия Шпаро:
Мы стояли на высоте метров семидесяти. Снизу слышались приглушенные расстоянием звуки: то нарастающий, то ослабевающий шум движения, вкрадчивое шуршание, глухие удары. Вдоль северного берега острова, откуда мы должны были стартовать, полосой двигался лед.
— Триста метров не расстояние, — сказал командир вертолета Плотников. — Мы перенесем вас через них, и все проблемы решатся. Я даже машину не буду сажать, зависну, а вы попрыгаете.
— Мы должны стартовать с Земли, — ответил я.
Съемочная группа улетела, 10 человек остались: нас семеро, Володя Снегирев — член редколлегии «Комсомольской правды», ответственный секретарь штаба экспедиции, Олег Обухов — заместитель заведующего Отделом научной молодежи ЦК ВЛКСМ, член штаба и Александр Абаза — фотокорреспондент «Комсомолки». Снегирев и я пошли на разведку. От домиков — раньше здесь была полярная станция — спустились по довольно крутому, градусов 20, леднику. В море ледник обрывался стеной от 3 до 8 метров высоты. Подошли к самому узкому месту ледяного потока — 60—80 метров, не более.
После обеда Мельников возился с радиостанцией, остальные наладили лыжи и пошли на прогулку. Дул сильный ветер, мороз был под тридцать, и многие из нас именно в этот вечер поморозили щеки.
Солнце ушло, и река льда стала серой. Громадная ледяная скала высотой с пятиэтажный дом двигалась мимо нас. Проплывали заснеженные поляны, точно белые плеши среди серой массы. На них виднелись холмы — обтаявшие летом торосы. Володя Рахманов измерил скорость движения — три километра в час.