Первые строчки пришли сами собой, а сейчас слова будто ускользают от него. Хиджун долго вертит их так и эдак, зачеркивает, переписывает. Ничего не выходит. Кроме этого фрагмента, рожденного из странного сна, который незаметно увлек и затянул его, больше нет ничего. Только опустошенность.
Вместо того, чтобы покрывать листы словами, он машинально начинает разделять их на ровные квадраты и превращать в журавликов с расправленными крыльями.
Откуда вдруг это ощущение пустоты? Ему казалось, что она рядом. Что он может с ней поговорить. А потом она взяла и ушла, словно ее влекло куда-то. Ее присутствие ему только приснилось? Он больше не чувствует ее, и слова упорхнули вместе с ней…
Элис резко открывает глаза, совершенно растерянная. Целую секунду она не может понять, где находится. Ей кажется, что она все еще где-то там, рядом с Хиджуном, поэтому то, что ноги запутались в одеяле, оказывается полной неожиданностью. На мгновение ее охватывает паника, а потом девушка все-таки приходит в себя.
Только тогда она садится на кровати, вся в поту.
И наполненным его оригами. Такими красивыми, изящными. Элис вспоминает глаза Хиджуна, глядящие в пустоту, пока его пальцы, живущие своей жизнью, складывают листы один за другим, создавая бумажных птичек. Этот взгляд, такой нежный, такой потерянный… Хиджун был таким трогательным, что в какой-то момент Элис протянула руку, чтобы его коснуться. Так, словно этот жест был естественным, словно он ей принадлежал. Именно в этот момент она резко проснулась.
Всего лишь сон, и ничего больше.
Хиджун – такой, каким она хотела бы его видеть. Но настоящий певец не имеет ничего общего с ее фантазиями.
Элис встает и идет на кухню, чтобы попить воды. В коридоре ее охватывает дрожь: она все никак не отойдет от сна. Сила чувств, которые она испытывала там, была просто невероятной. Не то что во время прогулки с Соном.
«Это было безумно скучно!» – думает она и сама смеется своим мыслям.
Сон вел себя не так ужасно, как когда Элис только приехала. По большей части помалкивал, а это уже прогресс. Они почти не разговаривали. Она играла свою роль, он – свою. Больше ничего. В целом, все прошло не так ужасно, как она себе представляла. Не считая разве что скуки и корейского холода космических масштабов.
Задумавшись, Элис не сразу замечает голоса, доносящиеся с кухни. А когда она наконец-то выбирается из мягкого кокона, сотканного из остатков сна, уже слишком поздно. Сон и его собеседница – молодая густо накрашенная кореянка с накрученными локонами, тяжелыми от лака, – резко замолкают.
«Ю? Актриса Ю?»
Они с Соном явно о чем-то спорили, и появление Элис прервало их напряженную беседу.
– Что ты тут забыла, а? – выплевывает Ю английские слова, которые отлично передают всю ее агрессию.
– Эй, потише! – осаживает ее Элис. – Я вообще-то зашла воды выпить, а не ядерную войну объявить. Так что занимайтесь своими делами, а ко мне не лезьте.
Элис надоело, что ее ни в грош не ставят. Оказавшись вдали от дома, в такой противоречивой ситуации, она поначалу растерялась, но уже пришла в себя и теперь не позволит обращаться с собой как попало.
«Alice is back[8]
, стерва».Девушка спокойно шествует к холодильнику мимо хамки, которая испепеляет ее взглядом.
– Нет, что она о себе возомнила? Это та дуреха, которая должна играть твою подружку, да?
Элис достает бутылку с водой, захлопывает дверцу холодильника и опирается на нее.
Но она не успевает парировать: вдруг раздается раскатистый голос Сона.
– Ю, прекрати. Я не позволю тебе так обращаться с Элис. Она мне очень дорога, и если я хочу быть с ней, а не с тобой, то это мой выбор, и ничего с этим поделать ты не сможешь. А теперь уходи, прошу тебя.