К 'последнему' морю

- Упокой, господи, душу праведника, отца Вениамина в селениях райских! - сказал воевода и перекрестился.

- А ты пойди к настоятелю Десятинной церкви и скажи, что я прислал тебя, воевода Дмитро. И настоятель тебя там пристроит.

Ворота уже были открыты. Передав дружиннику поводья своего рослого коня, тысяцкий пошел вперед.

Тысяцкий Дмитро поднялся по запорошенным снегом ступеням в просторные сени, где сидели несколько дружинников. Увидев своего воеводу, они вскочили и выпрямились.

Разглаживая длинные свесившиеся усы, гордый, суровый, вошел тысяцкий в гридницу. Знакомый покой - просторный, с дубовыми скамьями вдоль стен. Против двери, у задней стены, длинный стол на точеных ножках, покрытый бархатной скатертью. Как будто все попрежнему...

Повернувшись к переднему углу, Дмитро перекрестился на образа в серебряных окладах. Три золоченые лампадки на цепочках спускались с потолка, и в них тихо мерцали неугасимые огоньки, зажженные еще ранней весной в "страстную седмицу". Несколько поставцов раньше были уставлены драгоценными блюдами, кубками, чарками, ковшами серебряными и золотыми, - многие из них передавались из рода в род, захваченные в походах. Сейчас большая часть драгоценностей была убрана.

По стенам всегда было развешано охотничье и боевое оружие. И про него много можно было рассказать: когда и в каких боях и у каких степных удальцов оно было отбито. Почему же теперь и его нет?

В гридницу стали входить призванные князем бояре и именитые люди киевские, - степенные, в дорогих кафтанах, по зимнему времени подбитых мехом. Крестись на образа, поглаживая бороды, они кланялись тысяцкому, садились на скамьи вдоль стен и тихо переговаривались.

Из внутренних покоев вышел молодой слуга в синем кафтане, обшитом на рукавах и воротнике красной каймой. Он подошел к тысяцкому и прошептал:

- Князь сейчас в большой заботе. Повелел сказать, что выйти не может!

- Мне с тобой некогда толковать. Беги сейчас же обратно к князю и скажи, что тысяцкий Дмитро с передовых валов на Диком поле прискакал в спешке и должен с князем неотложно совет держать!

- Никак не удастся! Князь нынче в сердцах: крепко приказал его больше не тревожить.

- А ты меня не растревожь! - прохрипел Дмитро. - Беги сейчас же и поясни князю, что я жду его и не уйду отсюда! - И он с такой силой толкнул слугу, что тот ударился в дверь, за которой тотчас же скрылся.

Бояре удивленно поднялись с мест и направились к тысяцкому. Тот стоял у окна, заложив руки за спину.

- На что ты прогневался, воевода Дмитро? Поведай нам!

- Повремените немного. Не уходите! Все сейчас узнаете. Только князя Данилу дождемся.

- Скажи хоть слово одно!..

- Одно слово? - Тысяцкий окинул бояр суровым взглядом: Война! Она летит на нас, как буря!

Бояре, пораженные, переглянулись.

- Упаси боже! Что же это за напасть обрушилась на нас!

Двери распахнулись, и в гридницу быстро вошел князь Данила Романович, статный, красивый.

Дмитро стоял выпрямившись, сжимая рукоять меча, и смотрел на князя. А тот тихо спросил:

- Зачем прискакал? Народ полошить? Можно ли так? Если и правду грозит беда, надо ратным воеводам тайно собраться и обсудить, как поднять народ... Как собрать отряды из охочих людей и дать им смелых начальников... Почему молчишь? Теперь сбегутся горожане на вече, все будут шуметь без толку, а что мы можем сказать им в ответ?

- Да, - медленно и угрюмо вымолвил Дмитро, - надо созвать вече... И кто знает: не будет ли это вече последним вечем Киева?

- Почему последним? - сказал, отступив, пораженный князь. Зачем пугать народ? Киев готовится к обороне и устоит против всякого врага, пока подоспеет подмога. А я уже позаботился об этом, послал гонцов с грамотами к доброжелателям нашим: королю ляшскому и королю Беле угорскому, чтобы немедля присылали нам ратную помощь.

- Так они тебе и пришлют! - воскликнули собравшиеся. - Только на себя надо полагаться!

Дверь открылась. На пороге стояла княгиня, жена Данилы, смуглая и черноглазая. Ласково прозвучал ее певуч голос:

- Что здесь за тревога? О чем спор? Зачем ты гневаешься, княже? Успокой сердце свое!

К княгине подошел тысяцкий Дмитро и низко склонился:

- Да хранит тебя господь, княгинюшка пресветлая! Прости, что растревожил. Недобрые вести привез я из Дикого поля и должен растолковать князю Даниле Романовичу, что откладывать оборону нельзя ни на день, ни на час. Надо точить мечи, крепить стены, готовить народ к обороне.

- Уходи обратно в свой терем, Анна! - сказал князь сурово. Не место тебе здесь.

- Позволь мне остаться тут с тобою. Я тоже хочу все знать. Если грозит беда и враг наступает, хочет захватить наш город, то жены русские станут на защиту рядом со своим мужьями и вместе будут биться за родной дом. Русская земля - моя святая родина! Успокойся, князь Данила! - Она подошла к мужу и прижалась к его плечу.

Князь Данила наконец уже более спокойно обратился тысяцкому:

- Скажи мне, воевода Дмитро: верно ли, что столь неминуемо беда грозит Киеву?

- На Киев несется волчьим скоком, не делая передышки, сам татарский царь Батыга со всем своим несметным войском.