К предательству таинственная страсть...

Перед лицом невиданной утраты,
Перед лицом неслыханной беды
Тебе клянутся в верности солдаты,
Тесней сомкнув железные ряды.
Он с нами шёл во всех боях кровавых
Путём неотвратимой правоты.
В огне на самых трудных переправах
Навёл нам всем понтонные мосты.
Он охранял наш отдых на биваке,
И нам не раз казалось, что в бою
На проволоку в трудный миг атаки
Он для солдат бросал шинель свою.
И легче нам сто раз пойти под пули,
На пулемёты ринуться опять,
Чем выстоять в почётном карауле,
Не разрыдаться, слёзы удержать.
Сводило скулы у правофланговых,
И на сердце давила тишина,
И на висках у маршалов суровых
Засеребрилась гуще седина.
Но в те же дни прощанья и печали
Над гробом полководца и вождя
Солдаты молодые возмужали,
Как через битвы грозные пройдя.
И на брусчатке гулкой, за лафетом,
В стальных руках народа своего,
Они прошли с Центральным Комитетом,
С Президиумом Сталинским его.
Ещё стволы прощального салюта
Раскалены и отзвук не замолк, —
У стен Кремля ряды сомкнулись круто.
Товарищ Сталин!
                            Мы исполним долг!

Я, учившийся в те траурные дни в Московском государственном университете, по своей воле участвовал в те мартовские дни в прощании с вождём. Я жил, снимая койко-место на Рождественском бульваре, рядом с Трубной площадью, куда, выбежав из подъезда, был унесён толпой на Трубную, где не погиб в людской давке лишь потому, что был мускулист и натренирован, как гимнаст и легкоатлет.

Впоследствии, вспоминая эту ночь на “Трубе”, это облако испарений, поднимающееся к небу, этот вязкий и надрывный путь по Неглинке к Колонному залу, я написал стихи, которые мне не стыдно печатать и сегодня. Я многого тогда не понимал, но многое чувствовал.

МАРТ 1953-ГО…

На Красной площади стоит
Почётный караул.
Над Трубной площадью висит
испарина и гул.

Разлив тяжёлых мутных вод —
народная река…
Как рыбы нерестовый ход,
как средние века.

Военные грузовики.
Солдаты…
                 Крики…
                              Ночь…
Кто под ногами?
                        — Помоги!
Да нет…
               Уж не помочь…

Ах, ты в Историю попал —
тебя волна несёт?
Ты устоял, ты не упал —
тебе ещё везёт!

Тебя не просто раскроить,
ты — мускулы и злость.
Толпе не просто раздавить
твою грудную кость.

Ворота хрустнули… Скорей —
под крышу! На карниз!..
Всё, как во времена царей,
во времена гробниц…

К своей чести добавлю, что в этом стихотворении нет ни глумления над вождём, ни бездумного пафоса, а есть ощущение того, что уходит эпоха, которую можно соотнести с самыми великими страницами мировой истории.

Но почему межировский шедевр остался ненапечатанным и оказался в архиве? Скорее всего, потому, что ни главный редактор тогдашней “Литгазеты” Рюриков, ни партия с правительством, ни Европа с Америкой не знали, каким политическим воздухом будет дышать страна завтра и кто после похорон “владыки полумира” взойдёт на трибуну Мавзолея. А может быть, и сам Межиров пришёл в себя и отказался от публикации реквиема.