К предательству таинственная страсть...

На это кровопролитие их воодушевило коллективное “письмо 42-х” шестидесятников, с которыми Ельцин не раз встречался в Бетховенском зале и где они яростно увещевали коммунистического расстригу: “Действуйте, Борис Николаевич!” Об этой провокационной роли деятелей культуры циничнее и откровеннее всех высказалась вскоре после октябрьской трагедии стопроцентная “шестидесятница” Валерия Новодворская в восторженной статье, названной строчкой из “шестидесятника”-“ленинца” Окуджавы “На той единственной гражданской”, опубликованной в журнале “Огонёк”, где главным редактором был “шестидесятник” В. Коротич:

“Я желала тем, кто собрался в “Белом доме”, одного — смерти. Я жалела и жалею только о том, что кто-то из “Белого дома” ушёл живым.

Мы вырвали у них страну. Ну, а пока мы получаем всё, о чём условились то ли с Воландом, то ли с Мефистофелем, то ли с Ельциным” (“Огонёк”, № 2–3, 1994 г., стр. 26).

А в своей книге “По ту сторону отчаяния” Новодворская добавила: “Я благодарна Ельцину… Пойдём против народа. Мы ему ничем не обязаны… Мы здесь не на цивилизованном Западе. Мы блуждаем в хищной мгле, и очень важно научиться стрелять первыми, убивать…”.

Её статья явилась естественным продолжением “расстрельного” письма 42-х, опубликованного в “Известиях” 5 октября 1993 года.

Для статистики и для суда потомков будет полезно знать, что из 42-х подписантов “известинского письма” две трети — это классические “шестидесятники”, “дети XX съезда партии”: Алесь Адамович, Белла Ахмадулина, Григорий Бакланов, Зорий Балаян, Александр Борщаговский, Александр Гельман, Андрей Дементьев, Александр Иванов, Римма Казакова, Юрий Карякин, Яков Костюковский, Александр Кушнер, Татьяна Бек, Юрий Левитанский, Андрей Нуйкин, Булат Окуджава, Владимир Савельев, Юрий Черниченко, Андрей Чернов, Мариэтта Чудакова и др. И, конечно же, все они были единомышленниками и всё, что у Новодворской “было на языке”, у них “было на уме”. Недаром такими же, как у Новодворской, чувствами была переполнена душа её кумира Булата Окуджавы: “Мы ловили каждый звук с наслаждением” (Новодворская о взрывах танковых кумулятивных снарядов в “Белом доме”); “Для меня это был финал детектива. Я наслаждался этим <…> никакой жалости у меня к ним не было” (слова Окуджавы из интервью газете “Подмосковные известия”, 11 декабря 1993 года).

“Такие, как я, — не унималась Новодворская в своих кощунственных заклинаниях, — вынудили Президента на это решиться и сказали, как народ иудейский Пилату: Кровь Его на нас и на детях наших”, “Один парламент под названием Синедрион уже когда-то вынес вердикт, что лучше одному человеку погибнуть, чем погибнет весь народ”…

Пусть неожиданное сравнение Новодворской сорока двух подписантов письма с иудейской чернью, потребовавшей распятия Божьего Сына, останется на её совести. Особенно важно, что, рассматривая эту драму, мы убеждаемся в том, что Ельцина и его лакеев (Гайдар, Лужков, Грачёв и др.) осудили все православные служители, начиная от Патриарха и кончая рядовыми священниками:

“Тот, кто поднимает руку на беззащитного и проливает невинную кровь, будет отлучён от церкви и предан анафеме” (из заявления Священного Синода РПЦ от 30 сентября 1993 г.)

“Люди попрали нравственные принципы и пролили невинную кровь. Эта кровь вопиет к небу и, как предупреждала святая церковь, останется несмываемой каиновой печатью на совести тех, кто вдохновил и осуществил богопротивное убийство невинных ближних своих, Бог воздаст им и в этой жизни и на страшном суде Своём” (из обращения Патриарха Алексия II в Троице-Сергиевой лавре от 8 октября 1993 г.)

“Мы знаем, что те, кто пришли к “Белому дому” в октябре 1993-го <…> это мученики во имя богочеловечества, дарованного нам Богом Иисусом Христом ценой его страданий и искупительной жертвы” (Митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский Иоанн)…

С подобными же обращениями к народу выступили священники А. Шаргунов, С. Красовицкий, Дм. Дудко и многие другие. Поразительно то, что ельцинский режим был осуждён людьми церкви, которые претерпели немалые притеснения от советской власти.