К. Р.

8. Подвод товарища под ответственность за свои поступки — измена товариществу.

9. Товарищество прав собственности не уменьшает.

10. Отношения товарищей должны выражать их взаимное уважение.

11. Честь товарищей нераздельна.

12. Оскорбление своего товарища — оскорбление товарищества».

Революция и Гражданская война снова заставили замолкнуть стены, да и кадетские гнезда опустели. Было решено и на чужбине возродить «говорящие стены». Из надписей времен Константина Константиновича в памяти остались лишь его 12 заповедей, поэтому родителям было предложено представить комитету свои. Из них было отобрано 250 изречений, около четверти из них были размещены на стенах приемной, актового зала, классных коридоров рот, парадной лестницы, коридора спален, ряда классов.

Между прочим, «12 заповедей товарищества» вдохновили генерал-лейтенанта Адамовича на составление уже «67 заповедей кадетам Первого русского Великого князя Константина Константиновича корпуса». Вот «Самое главное»: «Быть верным старой России и относиться уважительно к ее прошлому. Быть верными Югославии (где размещался корпус. — Э. М., Э. Г.).Уважать религии. Уважать русские старые обычаи. Охранять нашу национальность. Помнить, чье имя носим (России, Святого Благоверного и Великого Князя Александра Невского и Шефа корпуса). Сохранять русский воинский строй и выправку. Подчиняться не рабами, а доброй волей».

ЭЛЛА И К. Р

Стояла зима. Снег, морозец и солнце делали всё свежим и молодым. Константин Константинович подошел к окну и взглянул на небо: «Облака идут против ветра — к снегу, облака плывут низко — к стуже». К. Р. улыбнулся — облаков почти не видно, а вот солнце было с «ушами», значит, мороз сохранится или усилится. Надо ночью на звезды глянуть, а вечером на зарю. Давным-давно они говорили с солдатом Рябининым о звездах, и он сказал: «Звезды частые, заря ясная — опять же к морозу».

В какой далекой и счастливой молодости всё это было! А сейчас война, неудачная Русско-японская война, и неспокойное царствование Николая П. И ему, Константину, уже к пятидесяти… Нет, пожалуй, лучше звучит — сорок семь. Великий князь посмотрел в зеркало, но увидел не себя, а человека за своей спиной — из служебного дома Мраморного дворца. Он принес записку.

Записка была от генерала Петра Егоровича Кеппена, который сообщал, что в Москве убит Великий князь Сергей Александрович. Обычная для К. Р. замедленная реакция заставила его пойти на детскую половину. Жена играла с маленьким Георгием, сидевшим в колясочке. Константин начал возить колясочку по комнате взад-вперед, взад-вперед… Лиза улыбалась и молчала. Она всегда уходила в себя, в тишину, в покой, когда ждала ребенка. «Наслаждайся, — учила ее мать, — лучшее время для женщины и полной свободы, когда она ждет малыша».

Однако муж тоже молчал, и она подняла глаза на него. Он плакал.

Лиза испугалась. А он испугался за ее положение и не хотел ничего говорить, но не мог остановить слез. Потом он печально вспоминал: «Сергей убит, я плачу, сердце не дает вздохнуть, а в голове Фет: „Встретились мы после долгой разлуки, очнувшись от мрачной зимы, мы жали друг другу холодные руки и плакали, плакали мы“. Я, видно, вскоре уйду вслед за Сергеем…»

В этот же день Константин обратился к Николаю II с просьбой разрешить ему выехать в Москву. Стал ждать ответа. Лиза была на последнем месяце беременности, ехать с ним не могла, но не отходила от мужа: «И у нее, и у меня было чувство, что мне надо ехать в Москву, к телу бедного моего друга, к бедной Элле, подле которой нет никого из родных».

Николай II опасался новых покушений и разрешение дал с задержкой. Вокруг вопроса о поездке членов Императорской семьи в Москву в связи с произошедшей трагедией в двух столицах было много разговоров, домыслов, предположений, слухов. Дневник Константина Константиновича это подтверждает: «Оказывается, что в Петербурге Великим князьям не велено ехать в Москву, чтобы не подвергаться новым покушениям. Не понимаю, что это значит: ведь не будут же они сидеть взаперти по своим домам, а показываясь на улицу, они столько же подвергаются опасности, как если бы приехали в Москву. Здесь же среди приближенных Сергея отсутствие членов Семьи производит весьма неблагоприятное впечатление. Государь и обе Императрицы неутешны, что не могут отдать последнего долга покойному; покинуть Царское им слишком опасно. Все великие князья уведомлены письменно, что не только им нельзя ехать в Москву, но запрещено бывать на панихидах в Казанском или Исаакиевском соборе. Об этом, то есть об опасности для всех нас, Трепов докладывал Государю, после чего и было отдано это распоряжение».