К. Р.

Константин Николаевич, пока был влюблен, относился к жене предупредительно и бережно. Влюбленность продолжалась довольно долго, споры и размолвки не помешали супругам родить шестерых детей. Он очень любил своих отпрысков маленькими, не стесняясь проявлений этой любви. Часто разъезжая по государственным делам, в письмах домой всегда спрашивал: как там поживают мои «гуси»? В своем дневнике, который, кстати, все Великие князья обязаны были вести, записывал: «… получил от нее (жены. – Э. М., Э. Г.) две телеграфические депеши ради сегодняшнего дня рождения прелестного Костюшки, которому сегодня минуло ровно год». И через год, 10 августа 1860-го: «Нашему ангелу Костюхе минуло сегодня 2 года, и его в первый раз одели в русскую рубашку, в которой он был ужасно мил, и здешняя артиллерия подарила ему артиллерийскую фуражку…»

Любовь, однако, все чаще уступала место раздражению. С молодостью от жены ушло и обаяние «доброй распущенности», милой бестактности, мужу она стала казаться заурядной и духовно ограниченной. К тому ж, если верить князю С. Урусову, автору книги «Господа Романовы и тайны русского двора», Александра Иосифовна слишком нежничала со своей фрейлиной Анненковой. Об этом говорили при дворе. И Константин Николаевич вынужден был отправить жену за границу, но и там шли разговоры о странных склонностях Великой княгини. Для сокрытия одного из такого рода скандалов она даже прибегла к подкупу матерей двух девушек.

До крайности занятый государственными делами Великий князь не мог уделять много внимания детям, считая, что может положиться на приставленных к ним нянек и наставников, а также, естественно, на жену. Особенно много хлопот доставлял родителям старший сын, упрямый и своевольный Николай. Александра Иосифовна, пригласив для него в воспитатели строгого немца, почти во всем доверилась ему.

Старший сын одним из первых увидел и опознал разлад среди родителей. По свидетельствам домашнего доктора, Николай довольно болезненно переносил ссоры отца с матерью, крушение семьи, чувствуя себя одиноким и бесприютным, часто взрывался, а потом горько и безутешно плакал. Немцу так и не удалось сломить его своенравный характер.

Достигнув восемнадцати лет, Николай своеобразным способом отпраздновал избавление от опеки ненавистного немца. Устроив костер на каменном полу в одной из комнат Мраморного дворца, он сжег все, что могло напомнить ему о воспитателе.