К. Р. Баловень судьбы

Хотя я предоставил в волю Божью судьбу моей драмы с появлением или непоявлением ее на русской сцене, однако нет-нет, а все придумываю доводы, чтобы опровергнуть запрещение Синода ставить ее. А запрещение почти несомненно, как пишет мне обер-прокурор Синода Саблер, который уже внес рукопись в духовную цензуру и внесет потом в Синод.

В итоге было получено разрешение на издание «Царя Иудейского» отдельной книгой, но на театральную постановку наложен запрет. Объяснение дано следующее: актеры не могут передать возвышенный характер великих событий, и «благотворное влияние драмы будет с излишком покрыто несомненным вредом». Константин Константинович не очень удивлен, но, безусловно, расстроен. Последняя надежда для него в этом деле – Николай II. И он пишет императору, которого в это время нет в столице, письмо, где просит его разрешить поставить драму если не для широкой публики, то хотя бы для представителей высшего света – в Эрмитажном или Китайском императорском театре. Пока ждет ответ, судьба «Царя Иудейского» занимает все его мысли.

В одном из писем он даже сравнивает судьбу своего произведения с судьбой гоголевского «Ревизора», который «по близорукому недомыслию цензуры не увидал бы сцены, если б не заступничество Николая I». Если же эта надежда получить высочайшее разрешение не оправдается, останется одно средство: перевести драму на иностранные языки и поставить ее за границей.

Наконец получен ответ от императора:

…Она (пьеса. – Авт.) произвела на меня весьма глубокое впечатление – у меня не раз навертывались слезы и щемило в горле. Я уверен, что видеть твою драму на сцене, слышать в красивой перефразировке то, что каждый знает из Евангелия – все это должно вызвать в зрителе прямо потрясающее чувство. Поэтому я всецело разделяю мнение Св. Синода о недопустимости постановки ее на публичной сцене. Но двери Эрмитажного или Китайского театров могут быть ей открыты для исполнения участниками «Измайловских досугов».

Итак, компромисс был достигнут.

Несмотря на ухудшившееся самочувствие и широко развернувшуюся политическую кампанию вокруг пьесы «Царь Иудейский», Константин Константинович начинает репетировать. Готовившаяся в Эрмитажном театре постановка стала большим событием в художественной жизни России – ведь впервые на подмостках должно появиться произведение, написанное на основе Евангелия. К тому же вопреки запрету православной церкви! Споры велись нешуточные. Но кроме похода правых против «Царя Иудейского» раздавались и голоса в его защиту. Например, известный театральный критик А. Р. Кугель писал 13 января 1914 года в газете «День»: «Разве это не прославление благочестия всеми силами культуры, почему же до сих пор это было под запретом?»

Великий князь выбрал роль Иосифа Аримафейского, который снял тело Спасителя с креста и положил его в высеченный для себя в скале гроб. Актриса Александринского театра Марии Ведринская вспоминала:

В этом вдохновенном исполнении была какая-то особая бестелесность: великий князь на сцене все время как бы молился… Именно он создавал на сцене незабываемую атмосферу почти церковного священнодействия.

Репетиции шли своим чередом, однако постановка по разным причинам задерживалась. Но в целом это пошло произведению на пользу: Константин Константинович неустанно правил текст, вносил в него уточнения, чтобы улучшить сценическое восприятие драмы зрителями.

Премьера «Царя Иудейского» состоялась в начале января 1914 года на сцене Эрмитажного театра. Многочисленные массовые сцены, пляски, сложные красочные декорации – все это способствовало пышности постановки. Музыка, написанная А. К. Глазуновым, имела огромное значение. Ее исполняли два оркестра – придворный и лейб-гвардии Измайловского полка. Особенное впечатление производил закулисный хор: вокал в соединении со словом.