К. Р. Баловень судьбы

Константин Константинович понимал, что в одиночку он не сможет изменить ситуацию. Едва став президентом, он сразу же обращается за помощью и консультациями к наиболее опытным, уважаемым в академической среде ученым – академикам Я. Гроту, Л. Майкову, К. Веселовскому, В. Безобразову.

С последним из них у великого князя давно уже сложились доверительные, чуть ли не дружеские отношения. И причина тут вовсе не в знатном происхождении академика, которым, кстати, Владимир Павлович вовсе не обладал, а в огромных заслугах этого экономиста и статистика в научной, педагогической и общественной деятельности. О характере отношений этих двух людей красноречиво свидетельствует переписка: далеко не каждый, даже будучи сенатором, кавалером многих высших орденов Российской империи, мог позволить себе обратиться к члену императорской фамилии со словами: «Высокочтимый президент и обожаемый Константин Константинович» или совсем уж по-дружески: «Бесценный и возлюбленный друг мой Константин Константинович».

Спустя несколько дней после вступления в должность президента великий князь обратился к академику Безобразову с рядом нелегких вопросов, суть которых сводилась к следующему: как вывести Академию наук из тупика, в котором она оказалась в силу самых разных причин? Ученый тут же откликнулся письмом, в котором говорил о неотложных задачах «к оживлению и даже обновлению академии, которая в настоящее время представляется учреждением вымирающим (выделено В. П. Безобразовым. – Авт.), далеко отставшим от великой идеи своего великого основателя и от своего прежнего высокого положения в государстве». Ученый предельно ясно обозначил и главную проблему, стоявшую в ту пору перед академической наукой: «Главный и неизбежный способ к разрешению этих задач заключается в значительном усилении денежных средств академии, вследствие крайнего недостатка которых она не может исполнять теперь своего призвания». Без сомнения, уважаемый ученый оказал большое влияние на формирование позиции августейшего президента.

Следует подчеркнуть, что с назначением на новый, чрезвычайно ответственный пост Константин Константинович не был освобожден от своих прежних служебных обязанностей. Более того, в феврале 1889 года он стал еще и попечителем педагогических курсов при Санкт-Петербургских женских гимназиях. Свободного времени у великого князя совершенно не оставалось, и в связи с этим в организации его деятельности как президента Императорской академии наук был заведен особый порядок, который сохранялся, с незначительными изменениями, на протяжении всех двадцати шести лет руководства им крупнейшим научным учреждением страны.

Состоял он в том, что вице-президент или непременный секретарь академии регулярно, два-три раза в месяц, письменно докладывали великому князю обо всех наиболее важных событиях, имевших место в Академии наук. По этим докладам президент или принимал самостоятельные решения, или давал соответствующие указания помощникам. По мере необходимости проходили и совещания – в здании Академии наук или в рабочем кабинете Константина Константиновича в Мраморном дворце. Через несколько месяцев стало ясно: подул ветер перемен, причем весьма благоприятных.

На академическом обеде, состоявшемся 29 декабря 1889 года, вновь назначенный вице-президент академии Я. Грот, выступив с речью, сказал, что с первых же шагов деятельности нового президента все ученые почувствовали «неусыпную заботливость о процветании академии, о пользах каждого из ее учреждений, о благе каждого из ее членов».

Сделаем скидку на укоренившееся издревле в России чинопочитание. Возможно, Яков Карлович Грот несколько и приукрасил ситуацию, сейчас уже не проверишь. Но основания говорить именно так у него, без сомнения, были. Это красноречиво доказывают дальнейшие события.

Итак, недостаток финансирования… Взаимоотношения власти и науки в Российской империи всегда были сложными, неоднозначными, но во второй половине XIX века они все больше и больше обостряются. У власть имущих всегда находились средства на содержание армии и флота, разраставшегося как на дрожжах огромного чиновничьего аппарата, но практически никогда не хватало в должном объеме денег на культуру, просвещение и науку.

С унизительными просьбами выдать хотя бы часть причитающегося ему жалованья обращался в канцелярию Академии наук еще М. В. Ломоносов. Так, в августе 1743 года он писал в очередном прошении: «И так почти за целый год я, нижайший, жалованья от академии не получал и от того пришел в крайнюю скудость». За год до этого Михаил Васильевич подал академическому начальству первый рапорт с просьбой о создании химической лаборатории. Но вопрос этот был решен лишь через семь лет. Раньше не получалось по одной-единственной причине: «по неимению денег в ученом учреждении» (то есть в Академии наук). К слову сказать, проведение любого из многочисленных военных парадов или устройство какого-нибудь праздничного фейерверка в столице обходилось правительству дороже, чем стоимость упомянутой лаборатории.