К. Р. Баловень судьбы

…В 1911 году по инициативе августейшего президента, к 200-летнему юбилею М. В. Ломоносова, была начата работа по созданию исследовательского института, который, как изначально предполагалось, должен был объединить деятельность уже существовавших физического кабинета, химической и минералогической лабораторий. В записке, представленной академией императору Николаю II, было сказано, что при «быстром росте физико-химического знания необходима совершенно новая организация научной работы. Такая великая страна, как Россия, не может и не должна оставаться чуждой тому напряженному соревнованию, которое на этом поприще проявляют народы Западной Европы и страны за океаном. Этого не допускает не только благородное чувство национальной гордости, но, насколько могут о том судить люди науки, и сознание государственной пользы».

Император поддержал эту идею, он даже согласился принять Ломоносовский институт под свое покровительство и дал указание, чтобы «весь вопрос об институте прошел установленным порядком». Для строительства выделили место на Васильевском острове, недалеко от здания Императорской академии наук. Был также объявлен всероссийский сбор средств по подписке на сооружение памятника М. В. Ломоносову, который предполагалось установить рядом со зданием института его имени.

Однако начавшаяся Первая мировая война помешала осуществлению этого замысла. Долгие годы он ждал своего часа. Лишь в 1986 году, к 275-летнему юбилею М. В. Ломоносова, великому русскому ученому был сооружен, недалеко от предполагаемого изначально места, памятник.

Глава двенадцатая Дела служебные и личные

В тот же год, когда великий князь был назначен президентом Императорской академии наук, один за другим выходят в свет сразу два новых поэтических сборника К. Р. – «Стихотворения К. Р.» (1879–1885) и «Новые стихотворения К. Р.» (1886–1888). Пахнущие типографской краской книги не залеживаются на полках в магазинах. Публика быстро их раскупает, и с каждым днем появляется все больше теплых отзывов, слов одобрения.

Достойно удивления, как великий князь успевал одновременно писать и издавать стихи, быть настоящим отцом-командиром для своих подчиненных в Измайловском полку, вести большую научную и общественную работу, оставаясь при этом нежным отцом и мужем? К тому же неукоснительно подчиняться законам высшего света – посещать балы, рауты, регулярно бывать при дворе…

Весной 1889 года Константин Константинович дал сольный фортепианный концерт в Мраморном дворце при большом количестве гостей, в присутствии императрицы и наследника престола – Ники, как называли его в семейном кругу. К этому событию великий князь готовился долго. Полтора года усиленных упражнений! Еще 19 сентября 1887 года он поверяет свои мысли дневнику:

…С замиранием сердца вижу себя в большой зале перед множеством гостей и слышу оркестр; вот приходит время вступать. Оркестр умолкает, и я начинаю. Ух, страшно!

Еще бы не страшно… Ведь играть нужно по памяти, без пюпитра с нотами, в присутствии двух сотен гостей, да еще в первый раз наизусть с целым оркестром! Впрочем, к этой «дерзости» великого князя подтолкнул Чайковский, а Антон Рубинштейн сказал после этого концерта, что «великие князья могут сделаться артистами, а последним никогда не попасть в великие князья».

Возможно, в словах Рубинштейна, великого музыканта, основателя Санкт-Петербургской консерватории, и была доля завуалированного сарказма. Но сам факт его присутствия на этом вечере говорит о многом.

…Приближается лето. Константин Константинович все чаще ездит в «милый Павловск» – иногда на велосипеде, а порой и на «экстренном поезде», если дела не терпят отлагательств. В это время он начинает огромный, подвижнический труд – перевод «Гамлета» У. Шекспира. Работа растянется на двенадцать лет – ведь нужно не только перевести текст, но и дать к нему обширные комментарии.

Летом этого года Константину Константиновичу приходится решать среди прочих один очень непростой вопрос, из разряда щекотливых. В конце августа у него побывал выдающийся ученый-химик Н. Н. Бекетов, который обратился к президенту Академии наук с просьбой увеличить штат своей лаборатории. Когда вопрос обсудили, великий князь завел разговор о профессоре Д. И. Менделееве, которому в 1880 году было отказано в приеме в состав Академии наук. Константин Константинович говорит о том, что ему очень хотелось бы принять Менделеева «в академию, как ученого, выходящего из ряда обыкновенных. Против него будет много голосов, но я надеюсь, что мы, русские, превозможем».