К развалинам Чевенгура

Не знаю, что там стояло такого за всей этой обезоруживающей откровенностью. Мир жизненных передряг может быть крайне запутанным. Но Пьер сказал правду – он обрел необъятную вселенную и совсем другой тип отношений между людьми посредством иных смыслов.

Под конец вечера меня интересовали еще только два человека – те самые «горные философы», у которых остановилась Элен. Мы подошли к ним. Они повернулись к нам не только своими загорелыми лицами, но и, казалось, всей душой. Я попросил Элен перевести. Сам я говорить уже не мог. Язык болтался в моей пасти, как у собаки.

– Я хотел бы знать: с тех пор как они уехали туда, в 1968-м, прошло сорок лет. И что они сделали за это время?

Элен перевела.

– Коммуну, – решительно отвечала маленькая, гораздо более энергичная, чем ее спутник, женщина.

– Но вы же должны как-то общаться с миром? Вы нашли там, скажем так, свой остров, но надо же что-то и поведать людям о нем?

– Нет-нет, никаких контактов, – не поняла меня горянка. – Все свое: хозяйство, школа, жилища…

– Но вы же философы, вы ушли не только для того, чтобы доить коз, рожать детей и ткать холсты, правда? Вы должны что-то вернуть миру, хотя бы в виде опыта, идей…

– Идей – да. – Было видно, что это женщина действия и не знает сомнений в повседневной жизни.

– И что это за идеи?

В ее чистых глазах промелькнул голубой восторженный блеск:

– Бакунин.

Так вот где все еще звучит эхо твоих слов, Мишель! Как странно все. Я только зимой закончил статью о Бакунине. И думал, что слова эти отзвучали уже лет девяносто назад…

Потом была дорога домой по горбатым ночным улицам, среди домов, казавшихся фантастическими готическими декорациями при свете луны. Просторная комната, прохладная постель, глухие ставни…

Уезжая на следующее утро, я совершил маленькую подлость: сделал вид, что «забыл» подарок Пьера – двухтомник Малларме – на столе за вазой. Он бы все равно не влез в чемодан. По счастью, Пьер не мог заметить этого – он уже ушел в свой магазин. В воскресенье в скучном Тюлле все магазины закрыты. Кроме одного – книжного магазина Пьера Ландри.

X. Кувшин с водой для умывания

Пробуждение: чистые белые стены. Огромная, толстая, как подушка, и, как подушка, квадратная перина поверх одеяла. Кисейные занавески, черный стул с кожаным сиденьем у окна. На нем сложены наши вещи. Как будто кто-то зашел в кадр старого-старого фильма и оставил там эти вещи. И они там не то чтобы неуместны, просто их привнесенность очевидна. Справа от меня – круглый столик орехового дерева с бежевым фарфоровым кувшином для умывания, слева – зеркало, на мраморной столешнице которого стоит большая, толстого стекла бутылка с питьевой водой. За окном – сад; вернее, бывший виноградник с растущими когда-то по окоему черешневыми деревьями, осыпанными крупными спелыми ягодами. Ясное ощущение, что путешествие во времени возможно. Нет, не так: само время нелинейно и сохраняет множество параллельных русел для своего течения, в том числе и попятного. Сейчас мы оказались в настоящем прошлого. Прованс. Арль. Время поездки туда Гогена и Ван Гога – живое, никакое не законсервированное, а подлинно живое время настоящего прошлого. 1898 год. Только в комнате у Ван Гога кувшин был не бежевый фарфоровый, а обычный, синий эмалированный. А так – узнаваемость полная.