К русской речи: Идиоматика и семантика поэтического языка О. Мандельштама

В настоящем исследовании мы рассматриваем в равной мере и идиомы, и коллокации. В определении этих понятий мы опираемся на формулировки А. Н. Баранова и Д. О. Добровольского: «идиомы – это сверхсловные образования, которым свойственна высокая степень идиоматичности и устойчивости», а «коллокации – это слабоидиоматичные фразеологизмы со структурой словосочетания, в которых семантически главный компонент употреблен в своем прямом значении» [Баранов, Добровольский 2008: 57, 67]. Отталкиваясь от такого понимания, мы одновременно учитываем работы В. В. Виноградова, И. А. Мельчука и А. Н. Иорданской.

Следует подчеркнуть, что помимо идиом и коллокаций мы также иногда рассматриваем другие типы фразеологических единиц – пословицы, поговорки, выражения, имеющие литературный генезис, но закрепившиеся в языке на правах крылатого выражения (последних примеров в нашем исследовании не очень много, так как мы старались не анализировать литературные источники, избегая интертекстуальной парадигмы)[10].

При этом нас в большей степени интересовала работа Мандельштама с несвободными словосочетаниями, а не строгое лингвистическое разделение идиом и коллокаций, или прагматем, и грамматических фразеологизмов. Поэтому мы не проводим границу между разными типами единиц, как, возможно, в ином случае этого требовал бы строгий лингвистический подход (ср. в: [Баранов, Добровольский 2008] анализ фразеологического плана «Пиковой дамы», где коллокации и идиомы четко разделены). Поэтому же в нашей классификации, например, в разделе, посвященном нормативному употреблению несвободных словосочетаний, объединены как стандартные, так и слегка модифицированные идиомы.

Поскольку в лингвистических исследованиях существует некоторая терминологическая непоследовательность[11], стоит оговорить, что в работе слова идиома, фразеологизм, поговорка употребляются как одна группа синонимов, а слова коллокация, устойчивое словосочетание – как другая. Слово выражение используется как синоним слова идиома и как синоним слова коллокация, однако по контексту всегда понятно, о чем именно идет речь.

В работе рассматривается поэзия Мандельштама, язык его прозы требует отдельного лингвистического осмысления[12].

Структура работы

Работа делится на несколько смысловых блоков. Первый, самый большой посвящен анализу работы Мандельштама с фразеологическим пластом русского языка. Сначала приводится классификация случаев употребления идиом / коллокаций в стихах поэта, далее каждый класс подробно расписывается (с введением подклассов и анализом примеров). Эта часть работы наиболее объемная и наиболее «техническая»: считая необходимым доказать ключевую роль приема в поэтике Мандельштама, мы старались рассмотреть ощутимое количество образцов как из раннего, так и из позднего творчества поэта. Одновременно мы считали, что сложные случаи работы Мандельштама с фразеологической семантикой интересны сами по себе. Поскольку эта часть работы «техническая», читатель волен решить, насколько в нее погружаться. Ее можно читать насквозь, вникая в каталог примеров, а можно разобраться с базовым принципом той или иной ячейки классификации и ограничиться беглым просмотром текстовых иллюстраций. Поскольку книга снабжена указателем стихотворений Мандельштама, первую часть книги и вовсе можно воспринимать как справочную.

При таком подходе материал поддается последовательному изложению, однако ускользает, быть может, самый важный аспект – как фразеологический план реализуется в целом тексте. В самом деле, в силу того, что Мандельштам, обыгрывая идиоматику, использует разные языковые операции, строки одного и того же текста разносятся по разным ячейкам классификации. Поэтому после «разборки» поэтического языка следует его «сборка»: на отдельных стихотворениях разных лет мы показываем, как идиоматика буквально пронизывает семантику всего текста. Своего рода апогеем здесь является разбор «Стихов о неизвестном солдате». К сожалению, при такой организации работы неизбежны повторы: примеры, рассмотренные в первой части, повторяются в разделе, посвященном анализу конкретных стихов. Надеемся, однако, что в контексте разговора о стихах, а не в ячейках классификации примеры «заиграют» по-новому. В разборы также добавлены некоторые наблюдения о трансформации фразеологии, не включенные в первую часть книги.

Третья часть работы посвящена интерпретации описанного материала. Возможно, она покажется наиболее спорной. В заключительном разделе мы пытаемся (иногда очень коротко) ответить на ряд вопросов: почему для Мандельштама именно обыгрывание фразеологии стало ключевым принципом создания сложных поэтических смыслов, насколько этот прием характерен для эпохи и насколько Мандельштам в этом плане выделяется на фоне современников.