К. С. Петров-Водкин. Жизнь и творчество

В декабре в Детском Селе в споре о методах советской власти в руководстве страной Петров-Водкин вместе А. Белым и Алексеем Толстым защищал советскую власть — с ее диктатурой, коллективизацией, индустриализацией, «культурным строительством». Об этом писал позднее Иванов-Разумник: «…деятельное участие в этом споре принимали только четверо царскоселов. Прежде всего — Андрей Белый <…> Давняя дружба соединяла нас, но за последнее время стали омрачать ее непримиримые политические разногласия; <…> с тех пор, как в книге „Ветер с Кавказа“ Андрей Белый сделал попытку провозгласить „осанну“ строительству новой жизни, умалчивая о методах ее. Вторым был Петров-Водкин, старый приятель, самый большой из наших художников, но в области мысли социально-политической — путаная голова. К тому же „трусоват был Кузя бедный“ и потому приспособлялся, как мог, ко всем требованиям минуты, стараясь найти какое-нибудь теоретическое оправдание для своей трусости. Третьим был ни друг, ни приятель, ни даже просто хороший знакомый — Алексей Толстой. <…> совершенно беспомощный в вопросах теоретических, всю жизнь, однако, умел прекрасно устраивать свои дела <…> Разумеется, он был теперь самым верноподданнейшим слугою коммунизма. Четвертым собеседником был <…> „пишущий эти строки“»^[658]. Это нелицеприятное воспоминание, возможно, появилось в тексте в связи с обидой автора на старых друзей, не пытавшихся облегчить его судьбу. Он вспомнил о них в связи с отношением Пришвина: «…меня глубоко тронуло, — фантастический его проект начать хлопоты о том, чтобы меня отдали ему на поруки вкупе с Мейерхольдом… — тронут был почти до слез, сравнивал этот его, пусть фантастический, проект с поведением таких „старых друзей“, как Петров-Водкин и всех подобных (увы! Вплоть до Б. Н. [Борис Николаевич Бугаев — Андрей Белый. — Н. А.], не тем будь помянут), спрятавшихся в кусты»^[659].

1931

В течение года на книгу «Хлыновск. Моя повесть» появились многочисленные рецензии, в том числе и в пражской газете. «Моя книга становится популярной в Москве, несмотря на неудачное название, ее надо было назвать „В гнезде“»^[660].

«Этот живописец, а не литератор, нашел такой верный, мягкий и живой тон в повести о себе, о своих близких, деревенских, простых, но хороших людях. Читаешь — их видишь, с ними живешь, ихними радостями радуешься, их горем горюешь»^[661].

К. С. Петров-Водкин — персональный пенсионер, одновременно за ним в 1931–1932 сохранялась должность профессора Монументально-строительного отделения в Институте пролетарских искусств.

«Еще в 1931 году детскосельский врач Петр Петрович Баранов, искуснейший хирург и душевный человек, о котором все знавшие его отзывались с глубочайшим уважением, предрекал Марии Федоровне в разговоре с глазу на глаз, что жить Кузьме Сергеевичу осталось не более года…»^[662]