«Я, помнится, писал тебе о книге Петрова-Водкина „Хлыновск“. Недавно вышла вторая его книга, не менее живая, яркая и свежая — „Пространство Эвклида“ — прочти, там много интересного про нашего брата и о многом другом. Писания его пером куда выше писания его кистью
»[675].Самым жестким и самым авторитетным критиком книги был А. М. Горький: «Книги — получил, спасибо! Некоторые — изругал, как видите. Особенно взбесило меня пошлейшее вранье бездарного „Кузьмы“. Как можно было выпускать такую чепуху? Ему еще попадет и от живописцев
»[676].«В „Пространстве Эвклида“ Козьма Сергеевич Петров-Водкин рассказывает читателю о себе, и пред читателем встает человек совершенно изумительных качеств, главнейшим из которых является его безграничная, мягко говоря, фантазия.
<…> Козьма Петров-Водкин выдумывает так плохо, что верить ему — невозможно. Плохо выдумывает он потому, что, при всей непомерной хвастливости и самообожании, он человек всесторонне малограмотный. О нем можно бы не говорить, если б книга его не являлась вместилищем словестного хлама. О его поучениях художникам кисти, вероятно, напишет кто-нибудь из них»[677].Горький критиковал Петрова-Водкина вместе с Андреем Белым, на стиль которого в своей литературной работе этого периода ориентировался художник: «Я вовсе не намерен умалять заслуги Андрея Белого пред русской литературой в прошлом,
— писал Горький. — Он из тех беспокойных деятелей словесного искусства, которые непрерывно ищут новых форм изображения мироощущений. Ищут, но редко находят их, ибо поиски новых форм — „муки слова“ — далеко не всегда вызываются требованиями мастерства, поисками силы убедительности его, силы внушения, а чаще знаменуют стремление подчеркнуть свою индивидуальность, показать себя — во что бы то ни стало — не таким, как собратья по работе. Поэтому бывает так, что литератор, работая, думает только о том, как будут читать его литераторы и критики, а о читателе — забывает»[678].К. А. Федин записал в дневнике: «Петрову-Водкину отказали
[в разрешении на выезд за границу для лечения. — Н. А.], хотя он очень плох, по-моему даже безнадежен. Виделся с ним. Очень раздражен отзывом Горького о его книжке, действительно грубым и каким-то личным»[679].В марте — апреле участие в Выставке советского искусства, организованной Польским институтом пропаганды искусства и экспонировавшейся в Варшаве.
4 мая приехал в Москву, чтобы добиться разрешения поехать с семьей за границу лечиться. Одновременно он просил разрешение на устройство во Франции своей персональной выставки. Как обычно, он остановился у Масловских, навещал друзей, осмотрел роспись В. А. Фаворского в Музее охраны материнства и младенчества.