К северу от любви

– Из убойного, Витя. Майор какой-то. Фамилию не помню. И думаю, не просто так он ко мне решил наведаться. – Участковый попыхтел, надувая щеки, словно играл на невидимой трубе.

– А почему? – еле слышно просипел Витька.

– Кто-то тебя, по ходу, срисовал рядом с тетей – видал, как ты ее сумку шмонал, придурок. Не узнать тебя может только слепой. Ты на районе как бельмо на глазу. И поэтому, Витя, на тебя могут повесить нападение. – Лицо Василия Сергеевича сморщилось как от кислого. – Не дури, лучше сразу рассказывай, что взял, кроме денег?

– Ничего не брал, зуб даю. – Витек поддел ногтем большого пальца кривой резец в верхнем ряду. – Просто кое-что видел.

– Что ты видел, Витя?

Неожиданно Витя, совершенно позабыв о мерах предосторожности, так заскрипел стулом, что у Василия Сергеевича заложило уши. Стон, вырвавшийся сквозь плотно сжатые губы, был громче и продолжительнее.

– Что ты видел, Пантелеев?! – взревел участковый. – Говори, или я надену на тебя наручники собственными руками.

Витя долго собирался с мыслями. Вздыхал тяжело и протяжно.

– Машину, – наконец просипел Витек.

– Какую машину?

– Которая ее привезла.

– Так… Уже неплохо. – Участковый взял со стола авторучку и пододвинул к себе лист бумаги с пожелтевшими краями. – Что за машина? Номер запомнил?

– Запомнил. Только толку от этого? – воскликнул с горечью Витек.

– В смысле? – Авторучка зависла в сантиметре от листа бумаги.

– Пробил я те номера через своих знакомых. Ее это машина.

– Тьфу ты!

Авторучка полетела по столу, притормозив у стационарного телефона с замотанной изолентой трубкой.

– Что значит ее машина?

– Ее – это значит ее, дядя Вася. Зарегистрирована на Кускову. Это ей как раз по голове настучали.

– То есть за рулем в тот момент была не она?

– Не знаю. Не видел. Не понял, – интенсивно замотал головой Витек. – Машину видел и мужика, который ее в кусты швырнул. Как куклу!

– То есть ее привезли уже с пробитой головой?

Витек на минуту задумался. Взгляд его остановился. Ключицы выперли.

– Не знаю, – выдохнул он со странным выражением на лице. – Быстро все как-то. Да и я был… Это… Не совсем трезвый. Тачку видел, номера срисовал. Мужика. Баба с ним рядом, то ли сама шла, то ли он ее под мышки вел. Не понял я. Я до Сереги доскочил в крайний подъезд.

– До Гришина? – уточнил участковый и сделал все же пометку на бумаге.

– Да. До Гришина, – кивнул Витек и судорожно сглотнул, уводя взгляд в потолок. – Там побыл минут десять. У него ничего выпить не оказалось, я назад и подался. А ее ноги, ну, тетки этой, уже из кустов торчат. Ну, я и… Это…

– Не удержался и сумку ее обчистил, – закончил за него участковый, на последнем слове отчетливо скрипнув зубами. – Так что кроме денег взял еще, Пантелеев? Говори, или придушу!

– Записку. – Витек подарил ему еще один честный-пречестный взгляд.

– Что за записка?

– Если я правильно понял, написал тот самый мужик, который ее привез.

– То есть? – не сразу уловил Василий Сергеевич, наморщив лоб.

– То есть эта записка написана убийцей, дядя Вася…

Записку Витька принес ему уже через пять минут. Хода до квартиры было всего ничего. Положил на стол перед Василием Сергеевичем и вытянулся, как суслик, в метре от стола. На скрипучий стул садиться не стал. Ишь ты! Заслужил, считает, снисхождение.

– А деньги где? – глянул на него из-под кустистых рыжих бровей участковый.

– Какие деньги? – вытаращился Витек.

– Щас как дам в лоб, сразу вспомнишь! – взревел Хомутов.

Витек сник. Опустил голову, сгорбил спину и широко-прешироко развел руками.

– Нету денег, дядя Вася. Потратил все. Там и было-то двадцать пять тысяч. Деньги какие! – фыркнул тот, покосившись исподлобья. – Часть долгов раздал. Часть прогулял.

– Слушай, Витя, а может, мне тебя все же посадить на этот раз, а? Какой с тебя прок на свободе? Пьешь, гуляешь, не работаешь, весь в долгах. А посидишь пару-тройку лет, глядишь, все само собой утрясется. Да и мы с твоей матерью вздохнем свободно. А ты выйдешь на свободу с чистой совестью, так сказать, и…

И тут случилось удивительное. Витек так внезапно упал на колени, будто его подкосило. Прижал ладони к груди и заплакал. Вполне натуральными, крупными слезами.

– Не надо, дядя Вася! Не надо, умоляю вас! Я больше не буду! Никогда не буду! Сам перепугался. И поклялся себе, что исправлюсь. Я даже работу уже ищу. Честно-честно! Нельзя мне на зону, опустят меня там. Простите, простите, простите…

Врал, нет, кто его распознает? Актером был от бога.

– Не губите, дядя Вася! – всхлипнул напоследок Витек и затих.

Участковый покрутил в руках записку, что обнаружил его пасынок среди денежных купюр в кошельке избитой женщины.

Может она быть важной? Может, да, а может и нет.

«Необходимо срочно встретиться. Кое-что узнал. Давай перед встречей с ними. В том же сквере».

Текст, непонятный постороннему. И на первый взгляд совсем не такой важный. Писал мужик – это ясно: узнал, а не узнала, пишет. Писал от руки, не на компьютере. Значит, не боялся, что его по почерку опознают. То есть он не преступник. Это раз.