К социальной адаптации

 Идеологи капитализма определили частную собственность не только высшим социальным благом, но именем Господа (непонятно по чьему поручению) объявили ее священной, а потому – неприкосновенной. На практике не получилось ни священства, ни неприкосновенности: по мерзопакостным источникам «первоначального накопления» ни одному каннибалу не пришло бы в голову считать такую собственность «священной». Ну а по интенсивной практике взаимного обворовывания, ограбления, всевозможного обжуливания друг друга сами собственники сразу же втоптали в вонючую грязь «неприкосновенность собственности». Хотя есть такие сектора реальной экономики, где собственность во имя того, чтобы она «работала», должна быть хотя бы на протяжении жизни одного собственника реально неприкосновенной. Прежде всего, это сфера сельского хозяйства и промышленности, изготавливающей продукты питания для населения. Если разные там «ценные бумаги» могут менять собственника хоть ежедневно без особого ущерба для эмитента, то земля и сельхозпостройки должны находится непрерывно в руках фермера, латифундиста во имя того хотя бы, чтобы не прерывалась и не разрушались сельскохозяйственные циклы на полях и фермах. И не изводилось племя самих фермеров, которое восстанавливается мучительно долго при его истреблении. И без них жрать будет нечего всем со всеми социальными следствиями. Даже господам вельможам, которым в таких редких ситуациях приходится покупать пуд импортной говядины за именные золотые часы или какой-либо иной особо ценный культурный раритет. Когда в СССР уничтожили всякую частную собственность на землю, поручив ее возделывать наемным «труженикам села» и управленцам - специалистам, то потом никакой обильной государственной финансово-технической помощью не удалось поднять производительность земель, ферм, качество получаемой продукции, даже до отдаленно сопоставимых с теми, что были у фермерства капиталистических государств.

Неприкосновенность собственности на землю таким образом проистекает исключительно только из экономической и социальной целесообразности, а отнюдь не из идеологических, квазирелигиозных измышленных мотиваций. Отсюда правомерен важнейший вывод: собственность собственности - рознь. Различными должны быть и отношения к разновидностям собственностей, различным и уровень их защищенности нравственными законами. Так, собственность тех, кто сам создал ее (и использует) своим личным трудом (включая членов семьи) - истинная, неусомнительная, достойная всяческой защиты и уважения (кроме «собственности», обретенной личным «трудом» вора, взломщика, грабителя). Собственность же ростовщика, обирающего заемщиков грабительским, несправедливым процентом , только неправедная, порицаемая даже большинством мировых религий. Оттого, что здание современной европейской цивилизации мощно подпирает банковский капитал - ничего не меняет в паскудном богоборческом характере этого вида собственности. Как бы ее ни оберегали законы государств, службы собственной безопасности, целые армии полицейских и спецслужб. Тому, что европейская культура, европейская социальная практика отторгаются в нехристианском мире все более решительно и агрессивно, «цивилизованный» мир обязан прежде всего активно практикуемому им ростовщичеству в его самых изощренных формах, позволившему обирать большую часть населения мира, обрекать его на неизбывную нищету. «Аргументы правоты» европейской цивилизации в виде высоких технологий, основанных на них ядерном оружии, эффективной боевой техники - только подтверждение неправедности ее богатства.