Он родился в 1945 году в военном госпитале на территории поверженной Германии. Петр Новиков, его отец, командовал в то время саперным батальоном, восстанавливал мосты, дороги, жилища, занимался разминированием. Мать, Светлана Новикова, в чине лейтенанта, работала переводчицей в комендатуре небольшого городка на Одере. У нее в те дни было столько работы, что о ее демобилизации никто не хотел слышать. На другой день после родов ей уже приносили в палату пачки текстов. И она лежа делала свою нелегкую работу. Через неделю к маленькому Сереже была приставлена неотлучная сиделка – рядовой Иван Божко, пожилой и ворчливый солдат из комендантской роты. Сергей Новиков приказом коменданта (выписка из этого приказа до сих пор хранится в семейном архиве) был зачислен на армейское котловое и другие виды довольствия.
Так случилось, что на родину семейство Новиковых возвращалось только в 1951 году. Сереже подходила пора идти в школу. Он не знал еще, какая она – Родина. Но молчаливая взволнованность отца и матери жила в нем с того дня, как только он услышал о возвращении домой. Он знал, что едут они в деревню, где ни кола, ни двора. Все сгорело в войну. И все-таки ехали они домой. Много лет спустя Новиков понял, что ностальгия вошла в него вместе с первым криком. Она была уже в крови, он вдыхал кислород, пропитанный тоской по Родине, засыпал под песни Ивана Божко, сотканные из одного-единственного желания – скорее вернуться домой.
После десятилетки Новиков рванулся поступать в авиационное училище. На медицинской комиссии его начисто забраковали – офтальмолог нашел конъюнктивит и не рискнул написать «годен». Оставалось одно – ехать домой. А он не мог. Не мог, и все. Два дня отсыпался в каптерке у земляка – старшины роты. А затем пошел к начальнику училища: «Не гожусь в курсанты, оставьте солдатом возле самолетов».
Начальник вызвал врача, попросил еще раз проверить абитуриента: он оценил преданность Новикова авиации. И совершилось чудо. Воспаление конъюнктив было признано как следствие недосыпания – Новиков по ночам готовился к экзаменам.
Первые каникулы в памяти сохранились до мельчайших подробностей. И то, что видел, и то, что слышал, и то, что чувствовал. Такое возвращение домой он признавал.
Когда Новиков учился в академии, стажироваться его направили в полк, которым командовал полковник Чиж. Командир стажера почти не видел и не запомнил. Но политработник сразу почуял, что ему крупно повезло: он увидел именно того командира полка, которого давно придумал в своем воображении как образец. Чиж умел все: летать, учить, понимать людей. Его влюбленность в дело, мастерство в небе, профессионализм во всем вызывали невольное восхищение у каждого, кто с ним общался или служил. Не устоял и Новиков. Он спал и видел себя после академии только в этом полку, только с этим командиром.
И когда узнал, что просьба его удовлетворена и уже готово предписание, захлопал в ладоши, чем вызвал серьезное удивление у инспектора-кадровика.
В полк он рвался с тем взволнованным нетерпением, какое бывает после вынужденно долгой командировки перед возвращением домой. И вдруг эта неожиданная болезнь Чижа…
Никто, казалось тогда ему, не был способен понять Чижа так, как понимал он. Ах, как ему хотелось верить, что после обследования в Военно-медицинской академии Чиж вернется с желанным заключением! Но время не перехитришь. Чуть раньше или чуть позже этот час подходит. «Снаряды рвутся все ближе и ближе», – вертелось в памяти выражение Павла Ивановича.
Уход Чижа с летной работы он считал потерей для авиации. Зато решение Чижа остаться в полку было расценено Новиковым как возвращение домой. С горчинкой, с грустной нотой, но все-таки это было одно из тех возвращений, которые больше всего нравятся Новикову в летной работе.
Он хорошо понял Чижа, когда тот, еще не разобравшись в обстановке, первым попросился на Север. Пусть без полка, пусть всего-навсего во главе небольшой команды, но первым. А Волков не понял, что Север для Чижа – это лучшие его годы, это романтика молодости, ощущение полноты жизни. Вернуться туда с передовой командой, подготовить все к приему, – значит вновь ощутить себя незаменимо нужным своему полку. Возвращение на Север – это для Чижа возвращение к жизни. Пусть ненадолго! Пусть на месяц, на день! Но разве настоящая жизнь измеряется хронометром? Она, как и настоящая любовь, ценна чистотой и глубиной чувств.
Очень жаль, что Волков этого не ухватил. Руководствовался лучшими побуждениями – поберечь здоровье старика, а результат получил со знаком минус. Зыбка грань добра и зла. Как же чутка должна быть у командира душа, каким зорким сердце!
Все заместители Волкова жили в одном доме. Водитель останавливал здесь машину без команды.
– Желаю приятного отдыха, – сказал Волков. – Твоя Алина, Сергей Петрович, уже, наверное, с пирогами стоит у дверей. Вечерком загляну, поговорить надо.
– Милости просим, – Новиков пожал протянутую руку.
Увы, с пирогами вышла осечка. Даже ключи забыла оставить Алина Васильевна. Ну что ж, есть возможность прогуляться до школы.