К своим

— Да я три таких прогудел!

— Ну и дурак, — сказал Валера. — Починим ящик, а тебя на порог не пустим.

— Валер, ты что? Или ты не рабочий человек? Из-за паршивого ящика? Да на нас земля держится, Валер! Мы — сила! Да мы сто таких телевизоров купим! Деньги, они что? Тьфу! Разве мы за деньги работаем?! Просто у нас звание такое. Рабочая кость! А ты из-за паршивого ящика! Хочешь, я по три смены буду работать? Подряд? За месяц тебе на новый заработаю. Хочешь?

— А когда свалишься, кто за тебя работать будет?

— Я?! Свалюсь?! Да я… У меня жила — не порвать!

— Не у таких рвалась, — не глядя на Кабана, сказал Хангаев.

— Толян, ты наш человек? — вдруг усомнился Кабан и повернулся за поддержкой к Валере Иванову.

— Ваш я человек! Ваш… — вдруг ожесточенно и быстро ответил Хангаев. Хотел еще что-то добавить, но осекся и тут же стал прежним — обаятельным, своим, То-ляном. — Ладно, Кабан. Мне в четыре на смену. А я ночь не спал.

— Подумаешь — ночь! — сморщился Кабан. — Все вы одно и то же: ночь, смена, план, «бабки». А я хочу жить. Хозяин я, в конце концов? Или не хозяин? Да я всему комбинату, может быть, хозяин… Всей жизни. Да я завтра…

Валера вдруг вскочил:

— Не понял, что? Инвалидом хочешь стать? Ты думаешь, у тебя два сердца? Три? А чем дальше жить-то будешь? На пенсию?

— Да я… — Кабан не ожидал такого бешенства, таких побелевших глаз Валеры. — Ладно, Валер, мы еще повкалываем до пенсии… Заметано?

Валера машинально хлопнул его по ладони, взял пальто и пошел из комнаты.

В переполненном автобусе едут рабочие на комбинат, и среди них мрачный Валера. Доносится отрывок разговора:

— Японцы предложили проект, сам слышал: весь город — под колпак. А у нас еще лучше проект!

— Тоже под колпак?

— Не! Полная автоматизация! На комбинате — ни одного человека, все автоматически.

— А мы?

— А нас — под землю.

— В шахту, что ли?

— Не. Там тоже автоматика.

— А чего мы-то под землей делаем?

— Мы?.. А мы — поддерживаем вечную мерзлоту, понял?!

— Комбинат, — объявляет через динамик голос водителя.

Приметы комбината видны в городе повсюду. И тут, на переговорном пункте, где стекло кабин для видеосвязи, модерновая конторка, электронное табло и даже африканский вид на рекламе «Аэрофлота», предлагающего посетить всего-навсего Гагру, и тут из окон — трубы и дымы, карьер, водосброс ТЭЦ, а разговора ожидают рабочий в каске строителя, водитель в бушлате, и кто-то зычно кричит из кабинки: «Да, устроился! Да, в общежитии! Да, сто восемьдесят, по четвертому. Пока! Пока!».

Валера, дремавший в углу, вздрагивает от слов, сказанных по трансляции: «Москва, видео, четвертая кабина!». Он торопливо прошел в кабину.

На экране телевизора возникло лицо пожилого горца, он беззвучно двигал губами.

— Привет, Валер, это я… — послышался женский голос.

— Девушка, вы что с моим папой сделали? — выкрикнули из соседней кабины.

«Четвертая, нажмите кнопку!» — прозвучало по трансляции.

Валера нажал, горец исчез, и он оказался лицом к лицу с броско одетой молодой женщиной. Рядом с ней — мальчик лет шести… Это тот самый мальчик и та самая женщина из далекого и счастливого сна…

— Вот, теперь папа, а то был не папа.

— Я папу не помню.

— Ну что ты молчишь? Славик, скажи папе: здравствуй. Ты знаешь, сколько одна минута стоит?

— Если ему нравится, пусть молчит, — сказал Валера.

— Здравствуй, — выговорил Славик.

— Теперь оба молчат. Смурные! — вздохнула женщина.

— Это видео, Валентина, тут платят за изображение.

— Скажешь тоже! Кому ж нужен телевизор без звука, правда, Славик?

— Без звука плохо смотреть. Только мультфильмы…

— Ты чего вызывала? Недавно же говорили.

— Соскучилась! — в голосе женщины ирония. — Славик, правда, мы соскучились?

Славик промолчал.

— Молодец, — кивнул Валера. — Никогда не ври.

— Он тебя стесняется.

— Привыкнет. Важно, чтобы ему тебя стесняться не пришлось.

— На что ты намекаешь?

— Не понимаешь? Мы еще пока семья. Нас сын связывает.

— Какая же это семья, Валера? Как дура ждала четыре года. Приехал на две недели, и еще полтора года ждать. Я не за моряка выходила.

— Выходят и за моряков. И неплохо живут. И ждут. Я сюда зачем поехал? Кто говорил: надо от родителей твоих отделиться, своим домом зажить, на кооператив накопить, Славке будущее обеспечить? И еще «машину бы неплохо», «посмотри, как другие живут…», «а на Севере, говорят, такие деньги зарабатывают…» Кто это все говорил?

— Ну, Валер, ну, я говорила… Но я же не знала, что так долго…

— Что ж, по-твоему, деньги задаром, что ли, дают? Тут работать надо, как и везде. И много работать. Так и передай, кто там болтает про «большие деньги». А что долго, так я тебя звал сюда, вызов оформил.

— Так куда же я с ребенком-то? Ты сам писал: квартира не предвидится…

— Перебилась бы в общежитии…

— А Славик?

— С мамой твоей пожил бы в деревне.

— Нашел сахарное житье! Да и мать так прямо и рвется! Я с ней просто говорить не могу.

— Скажи — не любишь.

— Ой, не знаю, Славик! Честно, никогда не думала, что жить одной так тяжело… Не могу я одна.

— Что ж, семью по боку? Я ведь тоже все бросить тут не могу, вам же со Славкой деньги нужны. Терять полярки…