К вам идет почтальон

— Интересно, — прервал его размышления Байрамов. — Корень «йим» характерен для черкесского языка, а вот лабиализованный звук «зв» как будто абхазский, «йимзвы», «йимзвы»… Где у нас тут словарь…

— Смотрели, — остановил его Ковалев. — Не абхазское слово. Неизвестно какое.

Байрамов всё же раскрыл словарь, долго рылся в нем, нахмурив большой лоб.

— Ничего подходящего, — вздохнул он. — Интересно! Вот в чем штука, Андрей, язык элиани как раз в некотором родстве с черкесским и с абхазским. Как бы промежуточное звено. Конечно, насколько мы можем судить по текстам, по отзывам путешественников.

— Значит, «йимзвы» из языка элиани?

— Похоже…

— Хорошо. Вот еще текст.

Волнуясь, он подал Байрамову фотокопию перехваченной пограничниками записки. Байрамов наклонил свою большую голову, стал читать вслух.

— Ты слышишь?! — воскликнул он. — И здесь корень «йим»! В одном слове.

— Значит, тоже язык элиани?

— Э, так быстро решать рискованно, — улыбнулся Байрамов.

— «Спиноза», милый, — заговорил Ковалев, — важно вот что — племя не совсем исчезло! Там, в Джали-тузе, живут какие-то последние элиани. А может, и в других местах? И у нас где-нибудь?

— Ты как Кася, — засмеялся Байрамов. — Как Кася, — повторил он, и Ковалев почувствовал, что краснеет. — На основании одного-двух намеков такие открытия! Вай! Вай!

Ковалев потупился. Да, Байрамов опять прав. Мало ли племен в горах, — и здесь и за кордоном. Мало ли языков, наречий…

— Откуда же известно, что элиани исчезли? Что с ними случилось? Перебиты? Вымерли от болезней, от голода?

— И то и другое. Один английский ученый полвека назад, в Стамбуле, видел последнего элиани.

— Последнего ли?

Байрамов развел руками.

«Йимзвы»… Неотвязно звучало это слово со звенящим «з». Что скрывает оно?

Что можно утверждать определенно? — спрашивал себя Ковалев, шагая к остановке троллейбуса. — Алекпер-оглы шел к Назарову. Это бесспорно. Шел узнать о судьбе своих близких. И в этом вряд ли нужно сомневаться.

Непонятное «йимзвы», жужжащее точно муха, мешает насладиться успехом. И не только оно.

Ведь главное всё-таки еще неясно — почему именно Алекпер-оглы стал жертвой провокации? Чем был опасен Хилари Дюку, Сафару-мирзе безобидный старик, шедший в Советский Союз с адресом умершего врача Назарова? Нет, нельзя, нельзя успокаиваться, пока не откроется вся правда об Алекпере-оглы. Вся, до мельчайших деталей. И, прежде всего, надо уточнить факты, уже известные. Например, гибель зурнача Алекпера.

Зурнач… Старик зурнач… Давние юношеские воспоминания всколыхнулись в мозгу Ковалева. Да, зурнач — высокий, седой, в рваной чохе — был в доме у Ковалевых. С ним была девочка, маленькая девочка…

И что-то еще пробуждалось в самых дальних закоулках памяти. Нет, он больше ничего не припомнил.

Начальник Ковалева, полковник Флеровский — высокий, худой, с паутинкой тончайших морщин на загорелом лице, — выслушал капитана внимательно.

— Нет, конечно, рано ставить точку, — сказал он. — История с зурначом, правда, старая, но надо вернуться к ней. Обстоятельства его смерти, помнится, вызывали разные толки и подозрения… Поройтесь в архивах. И побеседуйте с вдовой Назарова. Может быть, она вам поможет.

Отпуская Ковалева, Флеровский посоветовал не терять связи с работниками музея.

Проблема племени элиани заинтересовала и Флеровского и — в особенности — начальника пограничного отряда Костенко, к которому Ковалев зашел на другой день.

— Научная загадка, говорите? — отозвался Костенко. — Загадок не должно быть на нашем участке границы. Тем более таких. Я не шучу, Ковалев. Уже одно то, что Дюк сродни этому племени…

Час спустя Ковалев шел снова по Крепостной улице.

Задание усложнилось. До сих пор Ковалев имел дело с явлениями обычной, повседневной жизни. Терпеливо собирал их, обобщал. Двигался по следу врага. А здесь врага пока не видно. Врага на нашей земле…

Этнографы, погруженные в прошлое, в легенды, в пыль древних камней, древних шелков, и он — пограничник Ковалев — теперь на одном пути поиска. Странная, непривычная область для Ковалева.

Часто непрошеная врывалась в его мысли Кася. И это усиливало его смятение.

Крепостная, вздымаясь всё круче, вела его в гору. Вырос за поворотом серый дом Дюков. Боковая стена была в тени, реклама велосипедной торговли выступала на ней едва приметными пятнами. Ковалев миновал знакомую калитку, бросив взгляд на столбик, украшенный трезубцами.

Еще поворот — и показался небольшой деревянный дом с мезонином, в русском стиле, с коньком, с резными наличниками, точно перенесенный из-под Вологды или Ярославля.

Отперла женщина в переднике, повязанная красным платком, как тюрбаном. В полумраке передней он не разглядел ее лица и молвил вопросительно:

— Алиса?

— Да… Кто это? Андрей!

Они виделись со времен юности всего один раз — мельком, на улице, в позапрошлом году. Ковалев тогда приехал в Южный порт после многолетней службы на северо-западной границе, в Заполярье. Алиса спешила, с трудом узнала его, скосила глаза на его погоны, произнесла: «всего-навсего капитан!» Потом они обменялись ничего не значащими фразами.

— Надумал зайти всё-таки?..