— Человек сможет считать себя богом, если станет хозяином своей судьбы, а не просто результатом творчества сверхъестественных сил. Я представляю тайную мировую организацию, которая была создана вначале в Германии, а потом распространилась по всем странам, — общество сверхлюдей. Если хотите, можете стать его членами. Из рабского, низшего класса вступить в высший класс сверхлюдей. Поскольку мы выступаем против всех существующих государств и религий, нам приходится действовать тайно. Ницше был первым, кто дал общее представление о богочеловеке посредством своей доктрины сверхчеловека, — объяснил он. — Благодаря постоянному самоусовершенствованию, физическому и умственному, развитию всех истинно аристократических качеств — железной воли, беспощадности, ненависти к толпе и грубой силе — мы сможем стать бессмертными, — утверждал он. — Нет никаких оснований полагать, что живая материя обречена на гибель. Помещённая в особую среду человеческая ткань никогда не теряет жизнеспособности. Это доказано немецкими и американскими учёными, — сказал он. — Смерть вовсе не обязательна.
Это казалось довольно логичным.
Он предложил нам поехать с ним в Константинополь, а то в Венеции нам ещё целых четыре года выносить церковь и молитвы. Религиозное воспитание уже превратилось для нас в пытку.
И тогда мы, четверо старших, инсценировали бунт. Однажды утром, когда Баграт Еркат зазвонил к подъёму, мы не обратили на это никакого внимания. Мальчики построились в ряд, а мы, болтая и смеясь, отошли в сторону. Он зазвонил снова. Мы вновь не прореагировали.
— Ну что ж, — процедил сквозь зубы Баграт. — Придётся доложить о вашем неподчинении Полю.
— Иди, докладывай, — сказали мы и весело запели:
Он увёл остальных мальчиков с собой и, вернувшись через несколько минут, подмигнул нам и сказал громко:
— Эй вы, глупые софисты! Поль в кабинете Вардапета и хочет поговорить с вами!
С пением и криками, словно пьяные, — а мы в самом деле опьянели от радости, что бунтуем после трёх лет монашеской дисциплины, — вошли мы в кабинет. Поль сидел за столом Вардапета, держа перед собой толстую книгу по анатомии на русском языке, и очень старался придать себе важный вид. Ему исполнилось двадцать, и он готовился изучать медицину в Падуе.
— Что означает весь этот шум? — спросил он. — Если у вас есть жалобы, почему не предъявляете их мне? Хороший пример вы подаёте младшим!
Мы смутились, не зная с чего начать и что ему ответить. Поль нам нравился. Мы дружили с ним; он многое для нас сделал. В подобной ситуации требовалось большое красноречие.
— Мы разорвали средневековые цепи, опутавшие наши умы, и хотим жить как хозяева своей судьбы! — прокричал я как матрос на митинге. — Сейчас не десятый век, а двадцатый! Долой религию! Да здравствует наука!
Арсен, самый старший из нас, — у него уже пробивался первый пушок, — ударил кулаком по столу Поля:
— Дайте нам по двести рублей и свидетельство об окончании с хорошими оценками, да побыстрей! Хватит с нас ложного образования!
Арсен никогда не получал хороших оценок, он был плохим учеником. Но сейчас это был лев рыкающий. Заговорил Ваган:
— Мы открыли для себя истину и отныне отказываемся верить в ложь! Век мефистофелевской лжи окончен. — Он покраснел. Он всегда краснел. В последнее время руки и ноги у него стали очень длинными, на лице появились прыщи. Ему было пятнадцать лет. До приезда сюда он посещал французскую школу.
— В век просвещения и разума… — запальчиво начал было мой брат Оник, но Поль прервал его:
— Вы что, мальчики, с ума сошли? — Он откинулся на спинку стула и, прищурившись, стал нас изучать.
— Нет, просто образумились, — сказал я.
— Мы оставляем школу и переезжаем в другой город, — сказал Оник.
— Какой город, где? — спросил Поль, проводя рукой по чёрным блестящим волосам.
— Мы не можем этого тебе сказать, — ответил я.
— Это наше сугубо личное дело, — сказал Арсен с таким видом, будто собирался разнести весь мир на части. Ему было хорошо: уроков больше не будет.
— Вы не хотите поехать в Венецию? — спросил Поль.
— Нет! — хором закричали мы.