К Вашим услугам, государь [СИ]

В приступе откровения он показал Глорио — тогда еще его звали Ярослав Хираго — медальон с надписью внутри… Все потемнело в глазах Хираго, он бросился в ночь, чтобы никогда — никогда — не видеть более эту подлую, лживую женщину. Он запутал следы, он вложил неисчислимые деньги в производство ненужной ему майолики для того только, чтобы оградить себя от лживых, как он был убежден, притязаний этой дамы. И что же? Стоило ему понять, что нежданная, укушенная змеей гостья — дочь Корделии, с какой нежностью он стал вглядываться в ее черты, пытаясь уловить в них сходство с собою. Даже время не излечило несчастного графа. Ничего не забылось.

Последние дни дались графу тяжело. Шутка ли — обычно тихий и уединенный дом, где гости были большой редкостью, наполнился малознакомыми шумными людьми. Сначала дюк и его племянница — подозрительная троица, сгинувшая, как в страшном сне. Потом больная Эделия, потом пышнотелая, угасающая Строфокамилла. Граф чувствовал себя чужим в этом круговороте людей. А ведь все началось с глупейшей случайности. Ему-то нужен был лишь Руперт фон Мюнстер. Зная от своих осведомителей, что Руперт должен был следовать в карете, граф загодя приказал выложить перед домом большой камень… А на камень напоролась карета дюка! А Руперт вовсе прибыл на лошади… И норовил улизнуть — беседы с ним не получалось, темнил барон, ничего не вытянешь.

Все люди, появившиеся в доме графа, были как-то таинственно связаны, откуда-то друг друга знали, отчего казались со стороны, да и себе самим, наверное, хозяевами в доме, где граф чувствовал себя уже просто потерянным гостем. В совершенно разбитом состоянии духа он сделал предложение Строфокамилле, точно зная, что под венец идти ему не грозит. Оставила тут графа обычная прозорливость. Одна радость — Эделия быстро шла на поправку, много спала, хорошо и с аппетитом ела и вообще оказалась очень веселого, милого нрава. Граф проводил у ее постели почти все время, читая ей вслух и просто любуясь ею, когда она спала. И самая большая радость всколыхнула сердце графа, когда он осознал вдруг, что нет у нее на шее никакого дурацкого медальона!

Граф, как всегда задумчиво, разглядывал портрет на стене, когда дверь в столовую распахнулась и в комнату неотвратимым шагом судьбы вошла Строфокамилла. Очищающее действие противоядия придало обычно румяным щекам ее нежную пастельную бледность. Граф, ожидавший с минуты на минуту сообщения о ее кончине, даже усомнился — уж не бесплотный дух ли это? Но его сомнения быстро развеялись, когда девица, радостно взвизгнув, повисла на шее поднявшегося ей навстречу графа… Плоть была на месте. Граф придушенно крякнул.

Строфокамилла выпустила на мгновение графа из объятий — ей необходимо было обсудить наболевший вопрос — свадьбу. Она вовсе не собиралась торопиться с торжественной церемонией, как она немедленно поведала графу. Она же честная и серьезная девушка и не может выйти замуж второпях. Свадьбу следовало сыграть по вдумчивой подготовке, скажем, — тут девица Строфокамилла задумалась — в следующее воскресенье.

Ошарашенный граф взирал на Строфокамиллу, начисто утратив дар речи. Девица приняла это как должное, приписав утерю речи безумной радости жениха по поводу счастливого исцеления невесты. Но сюрпризы на тот вечер для графа еще не кончились. Дверь в столовую вновь приоткрылась, на этот раз — тихо и робко. В комнату проскользнула дама. У графа закружилась голова. В неверном вечернем свете Корделия фон Шляппентохас выглядела почти столь же молодой, как и двадцать лет назад. Граф инстинктивно отодвинул Строфокамиллу и замер между портретом и оригиналом. Сердце готово было выскочить из его груди.

59

17 июня, 8 часов вечера

С последними лучами заходящего солнца в трактир на самой окраине тихого городка вошли чуть прихрамывающий господин лет сорока с молодой рыжеволосой девушкой. Руперт и Крисмегильда (а это были они), выбрали столик, и барон тут же потребовал самый хороший ужин и самого дорогого вина. Затем огляделся, рассматривая немногочисленных посетителей. За соседним столом сидела шумная компания рыцарей, очевидно франков, как понял по их разговору Руперт. Франков было четверо (Седой, Толстый, Усатый и Красавчик, как тут же определил их для себя барон). В дальнем углу расположилась компания потише и попроще — четверо дюжих мужчин во главе с высоким жилистым азиатом. Взгляды барона и азиата встретились, и последний тут же отвел глаза.

— Вам не кажется, Крисмегильда, — обратился Руперт к своей спутнице, ожидая пока подадут на стол, — что сегодня удивительно прекрасный вечер?

— Да, — тепло улыбнулась девушка, — мне уже давно не было так хорошо! Сегодня и впрямь прекрасный вечер, барон.

— Мы можем продлить его до утра, — глядя в зеленые глаза девушки, предложил Руперт.

Крисмегильда снова улыбнулась и изящно погрозила барону пальчиком:

— Мы ведь уже говорили об этом, Руперт.

— Я вам не нравлюсь? — грустно спросил барон.