К вопросу о миражах

На следующий день распределились по баням. Женя целый день просидел в Даниловских банях, упарился до предела, оставив на полках не один килограмм, но человека с такой татуировкой не нашел. На следующий день он парился уже на Шаболовке, и так же безрезультатно. Зато приобрел новые знания на предмет, чем березовый веник отличается от хвойного и жигулевское пиво от хамовнического.

Лишь к вечеру в кабинете Разумова раздался звонок, из которого стало ясно, что нашелся в Сандуновских банях некий гражданин по имени Степан Возняк, у которого на руке была татуировка «Верт».

— Так, — сказал кому-то Разумов, — сразу брать не будем, санкционирую за ним наружное наблюдение. По часам, по минутам дайте мне весь расклад, куда он ходит, с кем встречается.

— А вам, ребята, — обратился он к Волку и Кудрину, — на завтра задание: целый день париться в Сандунах. Вас выведут на Возняка ваши сотрудники: просто наблюдайте, фиксируйте любые его контакты, парьтесь, даже можете и пивка позволить, чему я очень завидую. И никакой самодеятельности, слышите? Ни при каких обстоятельствах, — завершил Разумов свой монолог. А сегодня, в двадцать два ноль-ноль — совещание у Строгова.

Когда вышли от подполковника, оба были ошарашены напором и натиском соседней конторы. Волк вообще не находил себе места:

— С этой парилкой никакой личной жизни! Только договорился завтра встретиться с девушкой, так нет, опять баня, будь она неладна. Я уже отмылся на несколько недель вперед.

— Знаешь, Димыч, как в том анекдоте, — сказал, улыбаясь, Женя, — звонок: «Алло, это баня?» А с другого конца: «Фиганя — это министерство культуры…»

— Не смешно, — буркнул Димыч, — тебе бы поржать, а мне что девушке сказать?

— Ну, соври, что у тебя оперативное совещание.

— Да иди ты, в бане, что ли? — усмехнулся Волк.

В двадцать два часа они были уже в сборе в кабинете полковника Строгова.

— Ну, вот что, товарищи, — строгим голосом сказал Строгов, — нами установлено, что Степан Возняк, а настоящее его имя Стефан Войтович, — пособник фашистов, действительно, служил в зондеркоманде националистов, и есть реальное предположение, что он может быть причастен к подготовке схрона обоза в деревне Стрешнево. Вот что, Волк и Кудрин, вы уже «спелись» и вместо завтрашней бани в Сандунах вылетайте-ка утром в Гродно. Там вас встретят наши коллеги, отвезут в пансионат ветеранов войны. В этом пансионате живет Федор Ильич Масевич, ветеран партизанского движения в Белоруссии, он во время войны как раз воевал в тех местах, да и Стрешнево хорошо знает. Подполковник Разумов полагает, что именно он может дать нам недостающую информацию. Поговорите со стариком, заслуги его вспомните, не перебивайте, всё слушайте внимательно. Ему будет приятно, что востребован, может, беседа его наведет на подробные разговоры, а нам это может помочь. Все, вы свободны.

Все складывалось, как в сказке про щучье веление: с утра уже Волк с Кудриным летели самолетом в Гродно, там уже ждала машина, которая отвезла в город, а оттуда сразу в пансионат.

Федор Ильич Масевич оказался очень душевным человеком, сразу предложил по сто грамм для знакомства. Кудрин попробовал было отказаться, но Федор Ильич так запротестовал, что деваться было некуда. Сначала сто грамм, потом двести, дойдя до трехсот, Федор Ильич разговорился по полной программе. Он охотно вспоминал все в невероятных подробностях, но когда Волк мягко подвел тему к фашистскому обозу, старик мгновенно посуровел, стало понятно, что эта тема не доставляют ему удовольствия.

— Да, забудешь тот обоз, как же! В бою с полицаями я потерял лучшего друга, — проговорил старик, — вот ведь как, самое страшное прошли, до освобождения Белоруссии дожили, а тут… Эта зондеркоманда дралась насмерть, как сто чертей, видно, ей было за что. Партизаны потеряли добрую часть отряда, но все равно упустили ее. В живых, правда, осталось не более трех-четырех карателей, но им удалось уйти.

— Федор Ильич, а куда они могли уйти, тем более такие обескровленные, как далеко от Стрешнева? — спросил Волк.

— Да ушли-то, может, недалеко, там уже наша регулярная армия наступала, деваться было особенно некуда, — ответил Масе-вич.

— Значит, — предположил Женя, — обозы прятали либо где-то в самом Стрешневе, либо рядом.

— А по-другому и никак, — согласился Масевич. — А почему вдруг вы сейчас этим заинтересовались, было разве что-то ценное в обозах? Выходит, не простой это был бой?

— Да всякое добро, — сказал неуверенно Женя.

— Отнятое у жителей близлежащих сел, — моментально подоспел на выручку Димыч.

Старик успокоился и не стал докапываться до истинных причин разговора:

— Ну, понимаю, нелюди они, — задумчиво подытожил он.

— Федор Ильич, а вам ничего не говорит имя Стефана Войтовича? — вернулся к разговору Волк.

Масевич немного помолчал: