К вопросу о природе семейного счастья

– Ник, я чувствую, я знаю, он жив. Сделай чудо, вытащи его. Ты же можешь. Ты все можешь, – она опускается передо мной на колени. – Пожалуйста, Ник! Я все для тебя сделаю, ты меня знаешь. Ноги тебе лизать буду, только вытащи его.

– Мета, ну что ты говоришь?

– Я знаю, бред несу, но он жив. Верь мне, эндер. Соверши чудо. Кроме тебя некому. Кого мне еще просить? Куда пойти? Я же…

Дальше – неразборчиво.

Иду за пульт. Щелкаю тумблерами, активирую систему. Привычным жестом вдеваю пальцы в кольца, сжимаю рукоятки джойстиков. Только затем, чтоб она успокоилась. Хоть на время.

Бывает, два десантника возвращаются по одному маяку. Один раз вернулись втроем. Но без маяка – никогда. Потерявший маяк прячется в скалах перед равниной и поджидает кого-нибудь из партнеров. Потом вдвоем идут через равнину. Радио в этом мире использовать нельзя. Из-за особенностей нервной системы, кремнийорганические твари его слышат. И летят выяснить, что это такое. Но можно использовать дымовые костры, надписи на скалах и другие простые сигналы.

Маяк погибшего парнишки по-прежнему там. Поэтому могу работать. Есть ли шанс вытащить Бора? Как в математике – бесконечно малая величина. Но я буду сидеть за пультом ради Меты. Чтоб ей не в чем было упрекнуть себя. Всего две недели. Пусть это будет моей данью памяти Бора. И у меня есть кое-что, чего не было раньше ни у кого. Моя программулька. Две недели смогу шарить сферой по равнине. Потом батарея маяка полностью сядет, и даже Мета согласится, что сделать ничего нельзя.

Объясняю, как вызвать на второй монитор программульку, и ощупываю сферой захвата круг возврата. На мониторе появляется четкий и устойчивый план местности. Расширяю зону поиска. Методично обшариваю сферой захвата сектор за сектором. Моя программулька дает настолько четкую картинку, что на ней в самом деле можно узнать человека. Только бы он не двигался секунд пять.

Через десять часов подзываю салажонка, сажаю в свое кресло и объясняю задачу. Лань приносит ужин и одеяло. Ем тут же, за пультом и ложусь на диван. Сплю часа четыре, потом сменяю салажонка. Мета еще не ложилась. Приказываю Тону сменить ее у монитора, а ей – лечь спать. Мета сопротивляется.

– Или ты слушаешься меня беспрекословно, или отключаю аппаратуру, – говорю я ей. Мета не на шутку пугается.

Работаю за пультом часов восемь, потом беру четырехчасовой перерыв. Еще восемь часов. Потом теряю чувство времени. Работаю, сплю, ем, снова работаю. Помощники меняются, но Мета и Лань всегда рядом. Стальные они, что-ли?

Кто-то принес в пультовую несколько коек. Спать стало уютней. Диванчик короткий, приходится ноги подгибать. Толком не выспишься.

Приблизительно на пятые сутки просыпаюсь от громких голосов. Отрываю голову от подушки. Какая-то комиссия. Обвожу комнату взглядом. Пять коек с мятым постельным бельем, на пультах грязные тарелки, стаканы. Пол такой, что на него даже плюнуть не хочется. Принес их черт!

– Почему посторонние в зале? – ору я так, что все вздрагивают и оборачиваются. – Сом, Лань, Мета! Убрать посторонних.

Сом пытается быть вежливым, но Лань и Мета просто выталкивают начальство за дверь. За дверью бухтят голоса. Что-то насчет черезвычайной ситуации, штаба по спасению, экстренных мер… Смотрю на часы и опускаю голову на подушку. Сволочи! На час раньше разбудили.

– Мастер Ник, назад, если можно.

Смотрю на второй монитор. На грунте что-то, напоминающее крокодила. Увеличиваю этот участок. Возвращаю в него сферу.

– Мета! Приемный бассейн готов?

Начинается тихая паника. Минута – и все на ногах. Мета уже у монитора. На мониторе – явно человек. Он ползет, поэтому пропорции искажены. До круга – четыре с половиной тысячи. Человек ползет. Медленно, но без остановки. Когда доползет до четырех тысяч, я его вытащу. Это или Бор, или стажер. Пятьдесят на пятьдесят.

Прошел почти час, прежде, чем я смог его вытащить. А затем я выкинул фортель. То ли уснул, то ли потерял сознание. В общем, выпал из кресла и растянулся на полу. Даже финиш-контакт не успел выплюнуть.

Это был Бор. Живой и здоровый, целый и невредимый. Но жутко голодный и чудовищно грязный. Я чуть не проспал самое интересное. Но Бор заявил, что ничего рассказывать не будет, пока я не проснусь. Я должен услышать первый.

Мне дали выспаться, потом на руках пронесли по всей базе. Словно знамя. Впереди музыканты, за ними, взявшись за руки Мета с Ланью и Бор. Потом – я, над толпой, а дальше – весь десант, в полном составе и много-много любопытных. Это было бы здорово, но сверху я увидел глаза матери невернувшегося парня. Своей смертью он спас Бора. Его маяк позволил мне работать. Он погиб, Бор проявил чудеса изобретательности и выносливости, а героем считают меня. Странная штука – жизнь.

– … Да, практически, стопроцентная безопасность. Я двигался несколько суток, и никто меня не тронул.

– А оружие?

Бор усмехнулся.