— Зачем?
К таким вопросам я привык.
— Телескоп дорогой. Его надо поставить в таком месте, где хороша прозрачность, редко бывают облака, спокойная атмосфера. Чтобы каждую ночь можно было на нём наблюдать. Чтобы он окупил себя, понимаете? Чтобы не простаивал и давал хорошие снимки. — Он напряжённо слушал, приоткрыв рот. — Это то же самое, как если строят металлургический завод. На пустом месте его не строят. Сначала стараются разведать мощное месторождение, проверяют, надолго ли хватит запасов руды… Понимаете?
— Понимаю, — сказал он. — А зачем?
— Что — зачем?!
— Нет… это я так… давайте ещё что-нибудь про телескопы.
— Про телескоп я уже всё рассказал. Вот по всей стране разослали экспедиции. Мы наблюдаем звёзды, оцениваем в числах качество изображения. Набираем материал за много дней, а потом будем сравнивать, где он лучше, где хуже. В том месте, где изображения самые хорошие, где самый большой процент ясных ночей, там поставят большой телескоп.
Он слушал внимательно, но у меня было такое чувство, будто его интересует что-то совсем другое.
— Понятно? — спросил я.
— Да. Я только не понимаю, зачем это вам?
— Ну как — зачем? Мы астрономы. Мы исследуем космос…
И тут он словно взорвался.
— Зачем вам космос?! — закричал он. Лицо его перекосилось и пошло пятнами. — Зачем вам всё это: космос, телескопы, заводы, овцы?! Вы обречены, понимаете? Разложение… распад… рассинхронизация! — Он выкрикнул несколько странных, совершенно незнакомых мне слов, похожих на научные термины. Я запомнил только одно — что-то похожее на «циклотацию». — Что произошло здесь у вас? Как произошло здесь у вас? Как случилось, что вы стали узнавать, и менять, и исследовать… Объектив! Миллиметр!.. Можно понять — дома. Пусть овцы… Усложнение потребностей. Развитие специализации клеточных колоний… Но космос! Но спутники! И ваша история!.. И вы знаете, помните, и никто понятия не имеет о циклотации!.. Сложнейшая общественная жизнь, политика, войны, расы и племена!.. Интересы, интересы, интересы!.. Человеческие, космические!.. И ваше солнце! Вы сгустили его! И это в условии социальной неразберихи!.. И не понятно, не понятно… Он дрожал и чуть не плакал.
— Я ничего не узнаю здесь… Я хотел совсем другого… Задача ставилась так ограниченно: двухступенчатая циклотация с трёхмерным выходом… Некоторое укрупнение клеток. Допускаю. Пусть простейшие, пусть даже растения, зелёный цикл… Хотя не понимаю, почему хлорофилл при светиле такого класса?.. Ну кто мог предвидеть такую эволюцию на базе псевдожизни!..
Я сходил в палатку и принёс чайник с холодным чаем. Мне было страшновато. Я не врач и никогда не видел таких сцен. Что-то неприятно извращённое чудилось мне в его словах, в его бреде, в его нервной дрожи. И в то же время я ощущал: всё это каким-то образом касается меня лично и всех нас вообще.
— Выпейте-ка, — сказал я по возможности спокойно, наливая чай в чашку.
Он непонимающе уставился на меня.
— Зачем?
— Всё бы вам знать — зачем, зачем… Выпейте, успокойтесь.
Он резко отвёл мою руку с чашкой.
— Не успокоит это меня, — сказал он с досадой, но уже спокойнее. — Почему вы все такие смешные — успокойтесь, успокойтесь… Я вас должен успокаивать, а не вы меня. Вы понимаете, что вас ждёт?
— Кого? — спросил я. — Меня?
— И вас, может быть… Хотя нет, вас — нет. Слишком рано. Но всех остальных, которые будут потом… Диссипация… — Он замолчал, выкатив глаза. — Страшно представить, — пробормотал он. — Всё в один день. Сначала старики, потом молодые… Дети останутся среди мёртвых, рассыпающихся в порошок… — Его передёрнуло.
Я, холодея, ждал. Вы представить себе не можете, как страшно и неприятно было на него смотреть. Хорошо одетый, симпатичный человек, с приятным лицом, и вдруг глаза начинают поблёскивать и косить, рот передёргивается, и несётся бред, полный глубокой трагической убеждённости.
— Послушайте, — снова начал он, — скажите честно… только не обижайтесь и не думайте, что это глупая шутка… мне совсем не до шуток. Так вот… только честно! У вас никогда не появляется потребность… как бы это объяснить… Словом, вам никогда не хочется войти в воду и делать вот так?
Он стал как-то странно раскачиваться, делая забавные, но очень сложные движения руками и головой. На первый взгляд эти движения были совершенно нелепы, но они не казались никчёмными, в них чувствовалась какая-то целеустремлённость, что-то они мне напоминали, то ли движения какого-то механизма, то ли чьи-то профессиональные жесты — массажиста, фокусника, гипнотизёра… В них ощущалась некая «нужность», это не были движения «просто так». Это были движения «зачем-то». Я следил за ним как зачарованный. Он перестал и посмотрел на меня.
— Нет? Никогда не хотелось?
Я почесал в затылке.
— Знаете, говоря честно — нет. Хотя они что-то мне напоминают, эти ваши эволюции. Не могу только припомнить — что.
Он горестно покивал.
— Да. Понимаю вас. Этого и следовало ожидать.