Кают-компания. ЮРКОВСКИЙ и БЫКОВ сидят, пристегнувшись, в креслах. Помещение слабо освещено. Одна стена кают-компании служит экраном электронного проектора. На фоне черного неба медленно поворачивается тусклый зеленоватый диск Плутона… Тяжести на «Скифе» нет, поэтому БЫКОВ и ЮРКОВСКИЙ придерживаются за подлокотники кресел. Через помещение протянуты несколько тонких шнурков. В воздухе медленно плавают забытые предметы – записная книжка, авторучка, листки бумаги… ЮРКОВСКИЙ и БЫКОВ молчат, пристально разглядывая страшную планету… Атмосферный панцирь Плутона кипит, это заметно по движениям теней на его поверхности.
ЮРКОВСКИЙ
БЫКОВ: Где?
ЮРКОВСКИЙ: Тише, расшибете голову… Вон, видите?
Плутон на экране поворачивается теневой стороной… На терминаторе (границе света и тени) видно нечто вроде огромного завихрения. На теневой стороне оно слабо отсвечивает розовым.
БЫКОВ: Таинственная «Страна Мехти»… Что же это такое?
ЮРКОВСКИЙ: Скоро мы это узнаем… Мы пройдем ее из конца в конец… Перевернем там каждый камешек…
«Скиф» выходит на теневую сторону Плутона. Диск планеты почти не виден, только красноватые искры там и сям обозначают его.
ЮРКОВСКИЙ
БЫКОВ
ЮРКОВСКИЙ: Вы хоть чувствуете, какой это рай для геологов?
БЫКОВ: Владимир Сергеевич, вот об этом я и хочу сказать…
У вас нет второго геолога…
ЮРКОВСКИЙ
БЫКОВ: Может быть, я могу в какой-то степени заменить вам его?
ЮРКОВСКИЙ
В рубке. Мир без тяжести. ЕРМАКОВ и СПИЦЫН, переползая от машины к машине, делают последнюю проверку готовности аппаратуры. Здесь экраном служит сферический потолок, рассеченный координатной сеткой. На экране плывет толстеющий на глазах серп Плутона.
СПИЦЫН: Кажется, все в порядке, Анатолий Борисович.
ЕРМАКОВ: Да, можно начинать посадку.
СПИЦЫН
ЕРМАКОВ
ЕРМАКОВ, цепляясь за тросик, пробирается к своему креслу у пульта и пристегивается ремнями.
ЕРМАКОВ: Богдан Богданович, ступайте в каюту.
СПИЦЫН: Почему?
ЕРМАКОВ: Так мне будет спокойнее. Идите, идите. Я… один.
Кают-компания. СПИЦЫН быстро и ловко спускается в свое кресло.
ЮРКОВСКИЙ: Почему ты не в рубке?
СПИЦЫН
Рубка. ЕРМАКОВ наклоняется над микрофоном бортжурнала.
ЕРМАКОВ: Абсолютное время восемьдесят восемь суток один час тринадцать минут. Начинаю посадку на Плутон.
Кают-компания. Экран гаснет и загорается снова. На этот раз он полон звезд и между ними – одна, ослепительно яркая…
БЫКОВ: Что это?
СПИЦЫН: Солнце, Алеша. Перед спуском на планету есть обычай последний раз посмотреть на Солнышко.
ЮРКОВСКИЙ
ГОЛОС ЕРМАКОВА: Три минуты до старта.
СПИЦЫН
Экран гаснет, вспыхивает свет.
ГОЛОС ЕРМАКОВА: Старт!
Все обретает вес. Оседают в креслах люди. Падает книжка, катится по полу авторучка.
БЫКОВ: А почему Анатолий Борисович в рубке? Разве спуск не автоматический?
ЮРКОВСКИЙ
СПИЦЫН: Нас же раздавило бы, как улиток под каблуком.
БЫКОВ
ЮРКОВСКИЙ: Машина – она дура. В непредвиденных обстоятельствах она легко идет на самоубийство.
СПИЦЫН: А нам это ни к чему.
Помещение дрогнуло. «Скиф» качнулся. Спуск начался.
Рубка. Глаза ЕРМАКОВА прикованы к приборам. Мокрые от пота кисти рук лежат на панелях биоточного управления. Внешне напряженная работа командира выражается только в движении глаз по приборам и по едва заметному дрожанию пальцев. Приборы – несколько десятков крошечных светящихся окошечек на пульте – в непрерывном изменении. Они вспыхивают разноцветными огнями. Рубка непрерывно и неритмично покачивается. Чувствуется, что «Скиф» уже находится в сфере действия каких-то огромных сил. И полная тишина.
ГОЛОС СПИЦЫНА: Анатолий Борисович, трудно?
ЕРМАКОВ
ГОЛОС СПИЦЫНА: Бесится Плутон…
ЕРМАКОВ: Не мешай!