К востоку и западу от Суэца: Закат колониализма и маневры неоколониализма на Арабском Востоке

Однако широкие народные массы, различные слои трудового населения, и даже мелкая национальная буржуазия в странах, где сохраняются феодально-капиталистические отношения, приобщаются к «нефтяному процветанию» в рамках неоколониалистской системы в весьма ограниченной степени. Такое «процветание», как это имело место в Иране, лишь увеличило занятость населения и расширило ассортимент импортируемых в страну товаров, которые чаще всего были недоступны для подавляющего большинства населения Зато иранский народ подвергался фактически тройной эксплуатации — транснациональных корпораций, шахской камарильи и компрадорско-бюрократической буржуазии. Последняя, выступая в роли посредника между ТНК, феодально-буржуазными нефтекратами и государственным сектором, обогащалась не столько от торговли и других сфер мнимого «нефтяного процветания», сколько от подлинного процветания коррупции, системы взяток, поборов и различного рода спекуляций. В результате расширялась пропасть между богатством и бедностью. По данным Международного банка реконструкции и развития, более половины всех иранцев жили ниже порога бедности, около 30 процентов недоедали, и четверть всех новорожденных не доживали до одного года.

Рост недовольства народных масс относительным, а в ряде случаев и абсолютным обнищанием, а также ущемлением их национально-религиозных чувств, обогащение и коррупция правящей верхушки, разочарование патриотически настроенной интеллигенции и мелкой буржуазии, которые не имели элементарных демократических свобод и питали ненависть к откровенно деспотическим, военно-полицейским методам правления, — всё это способствовало накоплению горючего материала, способного взорвать прогнившую государственную систему и всю военнобюрократическую структуру. Именно такой взрыв и произошёл в Иране.

Шах, который имел, по свидетельству иностранной печати, «мощные вооружённые силы», оснащённые самым современным оружием, широко разветвлённую систему разведки, городскую полицию, жандармерию, отборную дворцовую гвардию и вдобавок огромный аппарат американских военных советников и специалистов, оказался бессильным противостоять напору революционных масс.

По приказу шаха расстреливались мирные демонстрации населения и жестоко подавлялись массовые патриотические выступления народа. Антимонархическая революция в Иране не вылилась в гражданскую войну только потому, что армия, в конце концов, присоединилась к восставшему народу. Однако это не была бескровная революция. В результате кровавых столкновений в Тегеране и других городах были убиты десятки тысяч человек и сотни тысяч получили ранения. Если же выступления 1977 — 1979 годов рассматривать как продолжение антимонархической революции начала 50-х годов, то за её победу отдали жизнь сотни тысяч сыновей и дочерей иранского народа, которые стали жертвами не только шахской охранки САВАК, но и американского ЦРУ.

Однако стремление народа к свободе не в состоянии оказались остановить не только штыки шахской армии и полиции, но и ещё более внушительные силы, которыми обладает современный неоколониализм.

В самый разгар иранского кризиса на страницах американской печати оживлённо обсуждались проблемы, связанные с выяснением причин и виновников катастрофы в Иране. Главный акцент при этом делался особенно на её возможные последствия для региональных и глобальных интересов США. Как бы подводя итог публичной дискуссии об «уроках Ирана», журнал «Нью рипаблик» писал, что в результате этого спора важно было выяснить не столько виновников кризиса, сколько его стратегические последствия. Излагая позиции различных «команд» по этой проблеме, журнал приводил слова Г. Киссинджера о том, что провал в Иране является частью «постепенного краха прозападных правительств»[387]. Но дело не только и не столько в субъективных причинах. В интервью английскому журналу «Экономист» Г. Киссинджер вынужден был признать, что дело не в каких-то «кознях» Советского Союза, не в «скованности» ЦРУ и не в нерешительности шаха, а в неправильных представлениях США о «возможных политических последствиях быстрого экономического роста» при сохранении архаичных государственных структур[388]. Вместе с тем журнал «Форчун» усматривал одну из причин иранского кризиса в том, что Вашингтон «слишком был поглощён дипломатией Кэмп-Дэвида»[389], советовал из «промахов» и «неудач» сделать необходимые выводы. Выработка правильного курса, по мнению журнала, должна начаться на основе нового сознания того, что «другие страны, в конечном счёте, не принадлежат нам, и поэтому мы не можем их проигрывать или выигрывать. Если есть какой-то урок, который американцы должны были извлечь из вьетнамской трагедии,— резюмировал журнал,— так это то, что мы не можем декретировать ход событий в древних странах, на которые их собственная история, культура и религия оказывают колоссальное влияние. Если политическая роль буддизма в Юго-Восточной Азии часто сбивала с толку, то роль ислама в Иране ещё больше поставила в тупик творцов американской политики»[390].