К востоку от Эдема

– Я рассказывал о нем мистеру Гамильтону. Хочу открыть книжную лавку в Чайнатауне в Сан-Франциско. Сам бы жил там же, в задней комнатке, и проводил дни в беседах и спорах. Хотелось бы иметь в наличии бруски туши времен династии Сунь, на которых вырезано изображение дракона. Ящички источены червем, а сама тушь сделана из сосновой сажи на клею, который можно изготовить только из шкуры кулана. И пусть она на самом деле черная, но когда пишешь такой тушью, она играет всеми красками, какие только существуют на свете. Может, заглянет ко мне художник, и мы затеем спор о приемах письма и поторгуемся о цене.

– Ты все сочиняешь? – не поверил Адам.

– Отнюдь. Если вы выздоровели и избавились от прошлого, мне бы хотелось открыть небольшую книжную лавку, да там и умереть, когда придет мой черед.

Адам некоторое время сидел молча, размешивая сахар в успевшем остыть чае.

– Забавно. Мне вдруг захотелось, чтобы ты был моим рабом, и я бы тебя никуда не отпустил. Да нет, конечно же, езжай, если хочешь. Я и денег дам в долг на книжную лавку.

– Деньги у меня есть. Давно скопил.

– И в голову не приходило, что ты от нас уедешь. Всегда воспринимал твое присутствие как нечто само собой разумеющееся. – Адам слегка расправил плечи. – А можешь еще немного повременить с отъездом?

– Зачем?

– Хочу, чтобы помог мне сблизиться с сыновьями. Привести в порядок дом. Может быть, продам его или сдам в аренду. Надо выяснить, какими средствами я располагаю и как их можно употребить.

– А вы не заманиваете меня в западню? – насторожился Ли. – Ведь мое желание не так сильно, как в былые годы. Боюсь, меня можно легко уговорить или, что еще хуже, удержать простым доводом, что без меня не обойтись. Прошу, не пытайтесь убедить, что я вам нужен. Для одинокого человека нет искушения сильнее.

– Для одинокого человека, – повторил Адам. – Как же я замкнулся в своей скорлупе, что не заметил этого раньше.

– Мистер Гамильтон догадался. – Ли поднял голову, и из-под нависших тяжелых век блеснули искорки глаз. – Мы, китайцы, народ сдержанный и не привыкли выставлять свои чувства напоказ. А мистера Гамильтона я любил и хотел бы завтра съездить в Салинас, если позволите.

– Поступай как знаешь. Одному Господу ведомо, чем я тебе обязан.

– Хочу разбросать бумажки и отпугнуть злых духов, – признался Ли. – И положить жареного поросенка на могилу моего духовного отца и наставника.

Адам быстро поднялся, опрокинув чашку с недопитым чаем, и вышел на улицу, оставив Ли в одиночестве.

Глава 27

1

В тот год дожди шли на удивление тихие и ласковые, река Салинас не вышла из берегов и текла, извиваясь, тонким ручьем по просторному руслу серого песка. Прозрачная чистая вода, не замутненная илом, радовала глаз. Растущие по берегам ивы покрылись буйной листвой, а по земле расползлись во все стороны колючие отростки ежевики.

Установилась не по-мартовски теплая погода, подул южный ветер, играя листьями и переворачивая их серебристой стороной вверх. Самое время запускать воздушных змеев.

Среди зарослей ежевики и занесенного течением мусора на солнышке грелся маленький серый калифорнийский кролик. Он сушил грудку, намокшую от утренней росы во время ранней трапезы. Кролик сморщил нос, настороженно повел ушами, прислушиваясь к звукам, которые, возможно, таят опасность для кроличьей жизни. Лапки ощутили прокатившуюся по земле легкую дрожь. Он снова шевельнул ушами и наморщил нос, но все затихло. Потом в отдалении зашевелились ветки ивы, но с подветренной стороны подозрительных запахов не ощущалось.

Минуты две кролик прислушивался к звукам, вызывающим любопытство, но без намека на угрозу: тихий щелчок, приглушенный свист, словно от крыльев голубки. Кролик лениво подставил солнышку заднюю лапку. И снова щелчок и свист, а потом тупой удар по пушистому меху. Кролик замер, глаза медленно расширились. Бамбуковая стрела пронзила грудь и вошла железным наконечником в землю с другой стороны. Кролик завалился на бок, суча ногами в воздухе, а потом затих.

Из-за ивы показались два мальчика. Они шли, припадая к земле. В руках у каждого лук фута четыре длиной, а за левым плечом – колчан с оперенными стрелами. Одеты мальчики в синие выцветшие рубашки и комбинезоны, а на головах повязки, украшенные великолепными перьями, добытыми из индюшачьего хвоста.

Мальчики двигались крадучись, осторожно, ступая носками внутрь, как индейцы. Вот они склонились над жертвой. Предсмертные судороги уже прекратились.

– В самое сердце, – с гордостью сказал Кэл, словно иначе и быть не могло. Арон, глянув под ноги, промолчал. – Скажу, что это твоя работа, – великодушно предложил Кэл. – Пусть думают, что это ты. А еще расскажу, как было трудно попасть в цель.

– И правда трудно, – согласился Арон.

– Вот я и говорю, распишу отцу и Ли, какой ты меткий стрелок.

– Да нет, не надо. А знаешь что, если подстрелим еще одного кролика, скажем, что каждый добыл по одному. Ну а если нет – можно сказать, что стреляли вместе и не знаем, чья стрела попала в цель.

– Неужели не хочешь, чтобы его зачли тебе? – вкрадчиво поинтересовался Кэл.