К западу от Эдема. Зима в Эдеме. Возвращение в Эдем

Внизу друг за другом брели связанные иилане’. Первая из них огляделась по сторонам, посмотрела вверх. Спокойный взгляд ее вдруг обратился к стоявшим на балконе. Впрочем, расстояние не было столь уж большим, и она узнала их, узнала Вейнте’. Рука ее поднялась в быстром радостном приветствии эфенселе к эфенселе: не останавливаясь, она пошла дальше.

– Она же из моего эфенбуру, – с горечью произнесла Вейнте’. – Этой тяжести с меня никто не снимет.

– Вина не твоя, – ответила Малсас<. – И в моем эфенбуру есть Дочери Смерти. Недуг этот поражает многих.

– Возможно и исцеление от этой болезни. Не смею говорить об этом здесь, чтобы нас не подслушали. Скажу одно – у меня есть основания для надежды.

– Знаю – ты первая во многом, – с искренностью в каждом движении проговорила Малсас<. – Сделай это. Найди исцеление – и выше тебя никого не будет.

Энге вовсе не имела желания приветствовать свою эфенселе, жест получился сам собою. Она сразу же поняла свою ошибку: Вейнте’ ни в коей мере не будет обрадована этим. В присутствии эйстаа она могла счесть приветствие оскорблением. Энге не хотела этого. Ошибка ее не была преднамеренной.

Цепочка пленниц остановилась перед запертыми воротами, ожидая разрешения войти. Разрешения войти в тюрьму… на свободу. Там они могли быть вместе, там они могли верить в истину и – что более важно – разговаривать об истине.

Среди Дочерей Жизни Энге не связывало обязательство не говорить о своей вере с другими иилане’. Когда Инегбан явился в Алпеасак, с ним пришел и тяжкий груз, сгибавший его шею. Верующих стало так много, что для них соорудили целый район, огражденный, чтобы духовный яд не растекался.

Правительниц, пребывавших снаружи за крепкими стенами, не заботило, о чем говорят Дочери внутри стен. Лишь бы крамольные мысли оставались в кольце стен за терновыми иглами.

К Энге, трепеща всем худощавым телом, поспешила эфенате.

– Там Пелейне’, – объявила она. – Она говорит с нами, отвечает на вопросы.

– Я присоединюсь ко всем, – отвечала Энге, скрывая озабоченность неподвижностью тела.

Учение Угуненапсы всегда было понятно ей: луч света в темных джунглях смятения. Но другие относились к нему иначе, по-разному комментировали и толковали заповеди Угуненапсы. Но Угуненапса заповедывала, в сущности, одно: право разума на свободу, на познание всего, а не только силы жизни и смерти. Энге принимала эту свободу, но некоторые из толкований идей Угуненапсы до сих пор смущали ее, а более всех – толкования Пелейне’.

Та стояла на высоком корне над головами собравшихся – чтобы все понимали смысл ее речи. Подойдя к толпе, Энге, как и все, уселась на свой хвост и прислушалась. Пелейне’ говорила в модной ныне манере, задавая себе вопросы и тут же отвечая на них.

– «Угуненапса, – спросила фарги, еще не обсохшая от волн морских, – Угуненапса, что отличает меня от каракатицы в море?» И ответила Угуненапса: «Дочь моя, разница в том, что ты знаешь еще и о смерти, а морская каракатица только о жизни». – «Но, зная о смерти, что могу я знать о жизни?» И ответ Угуненапсы был прост и так ясен, что, повторяй его хоть от яйца времен, он будет чистым звоном звучать в наших ушах и завтра и послезавтра. И ответ этот поддерживает нашу жизнь: «Памятуя о смерти, познаем мы границы жизни и живем, когда умирают другие. Такова сила нашей веры, такова наша вера, в которой наша сила». И тогда еще не обсохшая фарги в простоте своей спросила: «Вот каракатица – я съела ее. Не я ли принесла ей смерть?» И ответ ей был: «Нет, ибо плотью своей каракатица поддерживает жизнь в твоем теле и не может умереть, ведь она не знает о смерти».

Толпа собравшихся отозвалась согласным ропотом. Энге восхитилась простотой и изяществом мысли и на миг позабыла собственное сдержанное отношение к говорившей. Пылая рвением, какая-то любознательная иилане’ в толпе воскликнула:

– Мудрая Пелейне’, а что, если каракатица оказалась бы такой огромной, что угрожала бы твоей жизни, а вкус ее был бы настолько отвратительным, что мясо ее нельзя было бы даже взять в рот? Что тогда? Следует ли допустить, чтобы тебя съели, или можно убивать не только ради пропитания?

Пелейне’ согласилась, что задача эта отнюдь не проста.

– Теперь поразмыслим над идеями Угуненапсы. Она открыла нам, что внутри каждой из нас находится вещь, которую нельзя увидеть, но она-то и позволяет нам говорить, ее присутствие отличает нас от неразумных зверей. Эта вещь драгоценна, ее следует оберегать, и, чтобы сохранить ее, не возбраняется убивать. Но в остальном мы Дочери Жизни и должны сохранять жизнь!

– А если каракатицы умели бы разговаривать? – выкрикнули в толпе.

Вопрос этот волновал всех. Дочери разом притихли.