К западу от Эдема. Зима в Эдеме. Возвращение в Эдем

У того хватило ума сдержать раздражение и страх – ведь его ждал уют и покой ханане, – и движения его являли только удовольствие-от-окончания-пути, что было в общем-то верно. У входа все еще торчали фарги – ничего более интересного они еще не видели и теперь, притихнув, ждали, что будет дальше. Самая старшая из них, приведшая гостей сюда, стояла в сторонке, демонстрируя уважение и покорность. Вейнте’ поманила ее к себе:

– Как твое имя?

– Меликеле. Не будет ли позволено низкой узнать, как зовут высокую, которая говорит?

– Это Вейнте’, – ответила Акотолп, стараясь, чтобы славному имени соответствовали жесты высочайшего уважения.

– Хочешь ли ты последовать за мной, Меликеле? – спросила Вейнте’.

– Куда бы ни вела дорога, я – твоя фарги.

– Сначала поесть. А потом я хочу узнать побольше об этом городе.

Акотолп уже знала, как естественно для Вейнте’ повелевать, и сейчас заново оценила этот дар. Даже в этом городе на скале, где еще не ступала нога ее, она требовала немедленного повиновения. Кстати, она говорила о еде! Акотолп громко щелкнула челюстями при этой мысли.

Меликеле повела их обратно на берег. Для еды было не время, и просторное помещение под прозрачной крышей пустовало. Вдоль стен выстроились баки, откуда прислужницы-фарги выхватывали рыбину за рыбиной, взрезали их струнными ножами, потрошили, чистили и укладывали тушки в растворы энзимов.

– Расточительность! – заявила Акотолп. – Подобная обработка нужна для мяса столетнего ненитеска, а не для рыбы. Посмотрим, что там у них в баках. Мелкие ракообразные… восхитительны в свежем виде, смотри!

Схватив одного покрупнее, Акотолп мгновенно отодрала ему голову и конечности, ловкими движениями обломала панцирь. Вейнте’ всегда мало интересовалась тем, что ест, и положила на лист кусок рыбы. Едва Вейнте’ отвернулась, Меликеле последовала ее примеру.

Акотолп радостно бурчала под нос, и кучка объедков возле ног ее росла. Излучая удовольствие-от-еды, она не замечала работавших рядом фарги, не обратила она внимания и на иилане’, появившуюся из строения рядом. Та взглянула на нее, присмотрелась повнимательнее и наконец приблизилась.

– Шествие-времени – конец-разлуке, – взволнованно проговорила прибывшая. – Ты Акотолп, ты обязана быть Акотолп, есть только одна Акотолп.

Акотолп с удивлением оглянулась – кусок белого мяса прилип к верхней губе, – и защитные мембраны на глазах ее затрепетали от изумления.

– Голос знаком, лицо знакомо, не ты ли это, Укхереб, тоненькая-как-всегда?

– Толстая-как-обычно, годы прошли…

Вейнте’ с интересом смотрела, как в порыве приязни сплетают они пальцы в жесте приветствия эфенселе, хотя обе воспользовались модификатором, слегка менявшим смысл слов и жестов.

– Вейнте’, вот Укхереб. Мы с ней дружны как эфенселе, хотя и не принадлежим к одному эфенбуру. Мы вместе росли и учились у старой, все ведающей Амбаласи, древней, как яйцо времен.

– Приветствую тебя, Вейнте’, в Икхалменетсе. С подругой подруги приходит двойная радость. А теперь удалимся из этого общего места в мое собственное, где можно удобнее насладиться едой.

Рядом была лаборатория. Акотолп шумно восхищалась приборами. За лабораторией оказалась уютная комнатка с мягкими подушками, с красивыми занавесями, на которых отдыхал глаз. Откинувшись на подушки, Вейнте’ вслушивалась в разговор ученых. Она терпеливо ждала, наконец разговор о новых открытиях и старых знакомых иссяк, и Укхереб спросила:

– Я слыхала, что ты была в Алпеасаке, когда туда явился весь Инегбан. Я читала о проведенных там исследованиях, об изобилии открытых вновь видов. Сколько радости-от-открытий вы получили. И вот вы в Икхалменетсе. Зачем вам эти крошечные острова, если перед вами континент, полный открытий?

Акотолп не ответила и повернулась к Вейнте’, ища поддержки; та успокоила ее жестом понимания и желания помочь, прежде чем Акотолп успела открыть рот.

– Труднопостижимые вещи случились там, Укхереб. Акотолп не решается даже говорить об этом. Я могу ответить на твой вопрос, если ты разрешаешь, поскольку я участвовала во всех событиях. Вот что произошло.

И, не прибегая к усложнениям и отступлениям, Вейнте’ поведала ученой о гибели далекого Алпеасака. И когда она завершила повествование, Укхереб издала крик и прикрыла глаза рукой в детском жесте стремления позабыть.

– Просто не могу представить себе, а ведь вы все это пережили… Что делать, что делать?

Она медленно покачивалась из стороны в сторону – снова детский жест, – так бездумную фарги уносит течение.

– Ваша эйстаа узнает об этих горестных событиях. И когда это свершится, я буду говорить с нею. Но тебе, Укхереб, не следует горевать о случившемся. Давай поговорим о чем-нибудь другом. Поговорим об этой горе над нами – черной скале, увенчанной белым снегом. Как красиво! На вершине всегда лежит снег?