Ланефенуу, не шевелясь, погрузилась в долгие раздумья, пытаясь найти выход из лабиринта противоречивых мыслей. Наконец она пошевелилась, сила вернулась к ней, и властным голосом она проговорила:
– Пусть так. Вейнте’ остановится. Причины громить мир устузоу у нее нет. Я позову ее. И ты уйдешь отсюда. Будешь жить в своем месте, а мы у себя. Я не хочу более ни говорить с тобой, ни видеть тебя. Я бы хотела, чтоб яйцо, из которого ты вышел, лопнуло под ногой и ты никогда не появился бы на свет.
Керрик ответил жестом согласия.
– Но ты должна сделать еще кое-что, если хочешь остановить Вейнте’. Ты знаешь ее, знаю и я. Она может не подчиниться твоему приказу. Разве не так?
– Может, – сурово ответила Ланефенуу.
– Значит, ты должна отправиться к ней. Найти ее и приказать возвращаться. Тогда она остановится, ведь ее иилане’ – твои иилане’, ее фарги – твои фарги.
В глазах Ланефенуу сверкала ненависть, но она держала себя в руках.
– Хорошо.
Керрик взялся за нож, свисавший с кольца вокруг шеи. И, сняв его, протянул Ланефенуу. Она не шевельнула рукой – и он бросил нож в пыль у ее ног.
– Отвезешь это Вейнте’. Она поймет, что это значит. Она будет знать, что я сделал и почему. Она узнает, что я не оставил тебе возможности выбирать.
– Мне нет дела до того, что чувствует и знает Вейнте’.
– Конечно, эйстаа, – неторопливо отвечал Керрик, сопровождая слова знаками холодного-гнева. – Просто я хочу, чтобы она знала, что это я, Керрик, заставил ее пойти назад. Я хочу, чтобы она поняла все, до малейшей подробности.
С этими словами Керрик повернулся и зашагал с амбесида прочь. Мимо оцепеневших от ужаса фарги. В страхе они расступались перед ним – все видели разговор издалека. В чем было дело, они не знали, только понимали: случилось что-то ужасное. Два урукето были мертвы, а устузоу-иилане’ шествовал по городу, и смерть окружала его.
Пройдя через Икхалменетс, Керрик обернулся к столпившимся на берегу иилане’ и фарги:
– Именем вашей эйстаа, приказываю вам уйти отсюда. Она повелевает всем явиться на амбесид. Немедленно.
Не способные на ложь существа, повинуясь приказу, заторопились на амбесид.
Оставшись один, Керрик прыгнул на песок и поспешил подальше от города.
44
– Ты посылала за мной, – произнесла Энге, – и приказала мне поспешить.
– Все мои приказы неотложны, хотя твои ленивые Дочери не в состоянии уразуметь это. Если я не подчеркну, что следует торопиться, подвернувшаяся вестница тут же примется обсуждать, приличествует ли ей повиноваться мне, подобно фарги.
– Но это правда, ибо Угуненапса…
– Молчать! – рявкнула Амбаласи, гребень ее опадал и вздымался от ярости.
Сетессеи, помощница ее, в панике убежала, даже Энге склонилась перед бурей гнева, охватившей пожилую ученую. Сделав жесты извинения и покорности, она застыла в ожидании.
– Маленькая поправка. По крайней мере, я могу рассчитывать на некоторое внимание, на каплю любезности с твоей стороны. Ну, взгляни на это великолепное зрелище.
Амбаласи указала на сорогетсо, лежавшую в тени. Зрелище могло доставить удовольствие только Амбаласи – бедняжка Ичикчи, свернувшись в комок и зажмурив глаза, ожидала немедленной смерти.
– Гнев мой, глупое создание, предназначен не для тебя, а для вот этих, – пояснила Амбаласи и, с видимым усилием овладев собою, заговорила на манер сорогетсо: – Внимание, маленькая. Дружба и помощь. – Она погладила зеленый гребень Ичикчи, наконец та открыла глаза. – Очень хорошо. Видишь, вот Энге, она пришла, чтобы порадоваться тому, как хорошо ты поправляешься, чтобы побыть с тобою. Спокойно, болью не сопровождается.
Амбаласи осторожно сняла нефмакел, покрывавший культю. Сорогетсо поежилась, но не произнесла ни звука.
– Гляди, – приказала Амбаласи, – и чтобы я слышала восхищение!
Энге согнулась над сморщенной кожей обрубка, полоски кожи прикрывали открытую кость. В центре ее желтел какой-то нарост. Вид его ничего не говорил ей. Энге не осмелилась признаться в этом, чтобы не навлечь на себя скорый гнев Амбаласи.
– Хорошо заживает, – помолчав, сказала Энге. – Ты, Амбаласи, владычица науки врачевания. Ампутация не только исцелила ногу, но побудила к росту. Это самое… в центре и есть предмет восхищения?
– Несомненно, но, зная твое невежество, я не могу ожидать, чтобы ты оценила увиденное во всем значении. Перед тобой у зеленой сорогетсо, которая на голову ниже нас, вырастает желтая ступня, покрытая пятнами. Проникает ли хоть какая-то доля этой информации в субмикроскопический мозг, спящий под непроходимой лобной костью твоей головы?
Энге терпеливо снесла оскорбление, по опыту зная, что с Амбаласи лучше не связываться.
– Значение-непонятно, невежество-признано.