К западу от Эдема. Зима в Эдеме. Возвращение в Эдем

Саску были мастерами на все руки, и Армун была рада, что Малаген ушла с тану. Так, Малаген обследовала весь остров, потом заставила Невасфара сходить с ней на материк и наконец нашла то, что искала, – глину. Женщины снарядили за ней мастодонта Меррис и вернулись с полными корзинами. Теперь надо соорудить печь для обжига – и у тану будут крепкие, как камень, горшки.

Жизнь стала такой интересной, что Армун уже не беспокоилась, когда Керрик уходил к своему марагу. Она заметила, что теперь он ходил один – Арнхвит был поглощен своими мальчишескими играми. Это радовало Армун, хотя вслух она ничего не говорила.

Керрик, ее охотник, умел делать то, на что не был способен ни один из охотников и саммадаров. Например, разговаривать с мургу. Если бы он не говорил с главным марагом на острове, саммадов уже не было бы в живых. А теперь все знали, что сделал Керрик и как ему это удалось, и никому не надоедало слушать рассказы Армун. И о парамутанах, и о том, как они плавали за океан, и обо всем, что там с ними случилось. Ее слушали с почтительным молчанием – не только потому, что Керрик – ее охотник, но и потому, что она сама проделала весь этот путь вместе с ним. Она уже не прятала раздвоенную губу и даже не вспоминала о ней. Жизнь была прекрасна, солнце грело, а бесконечное лето куда лучше бесконечной зимы. Некоторые из женщин скучали о снегах, о ягодах, что растут только на севере, и о многом другом. Она их слушала, но молчала – потому что ей не хотелось возвращаться.

Керрик заметил перемену в Армун, но не стал задавать ей лишних вопросов. Он был ей благодарен. Как-то нерадостно жилось в их маленьком саммаде. Хромой охотник, печальная девочка да двое мальчишек, большой и маленький, которым было не очень-то интересно друг с другом. Но все изменилось. Даррас жила с бабушкой; теперь она улыбалась и разговаривала. Казалось, она наконец позабыла о гибели своего саммада.

Керрик все еще надеялся, что Арнхвит найдет время, чтобы поговорить с Надаске’. Да и сам он давно уже не навещал друга. Со времени их последней встречи прошло много времени, он даже не помнил сколько. Нельзя так относиться к друзьям.

Керрик отрубил ногу только что убитого оленя, взял хесотсан и знакомой тропкой отправился к океану. Никого не встретив, он перебрался через пролив на маленький островок. Оглядел с высокого берега море: пусто, как всегда. Иилане’ сидели в городе, как обещала Ланефенуу. Если бы он раньше привел сюда свой саммад, они не встретили бы охотниц. И Имехеи остался бы жив. Керрик качнул головой, прогоняя грустные мысли. Что попусту размышлять – прошедшего не вернешь. И, подойдя к кустам, крикнул, предупреждая, что будет говорить.

Шалаш оказался пустым. Хесотсана не было, – может быть, Надаске’ ушел на охоту. Внутри Керрик заметил свежие листья и положил на них мясо. Выбравшись наружу, он сразу увидел Надаске’.

– Надаске’ – лесное создание, что ходит безмолвно, как ветер. Ты охотился?

– Нет. Услышав звук шагов, я спрятался. – Опустив хесотсан на землю, самец заметил мясо. – Сладкая плоть убитого зверя во много раз вкуснее рыбы. Я благодарю эфенселе.

– Постараюсь принести еще. Скоро. У меня столько дел. Но почему ты прятался? Это какая-то игра из ханане?

Надаске’ набил рот мясом и не сразу ответил:

– В тен и еще тен раз вкуснее, чем рыба. Игры ханане… Да, мы играли там. Скучно-глупо. Трудно даже представить себе эту жизнь – и почему мы считали ее хорошей? Нет, это не игра. Здесь были маленькие устузоу и грозили мне смертью от каменного зуба.

– Кто? Охотники?

– Нет, не большие устузоу, а поменьше – как мягкий-маленький или чуть больше.

– Ах вот оно что. Мальчишки. Они бросали в тебя копья?

– Кричали, махали оружием, убегали в кусты.

– Я этого так не оставлю, – угрюмо произнес Керрик. – Они знают, что сюда нельзя ходить. Решили, что очень храбрые. Посмотрим. Больше такого не будет.

Надаске’ уже обгладывал кости. Потом он рыгнул и сделал жест: «сладкое мясо – сладкая жизнь». Керрик думал о мальчишках, о том, как сделать, чтобы подобное не повторилось, и не сразу понял жест Надаске’.

Теперь кругом были тану, и мир иилане’ отступал, становясь чужим и враждебным. Надаске’ с огромной пастью и блестящей шкурой был так не похож на тану. Вот и кость он держит двумя большими пальцами.

Взгляд Керрика привлекла перебегавшая поляну ящерица. Надаске’ выронил кость, и ящерица застыла на месте. Словно окаменела, как Надаске’. Одинаково не похожие на тану, одинаково чуждые.

– Случилось еще кое-что, – произнес Надаске’ – и минутное отчуждение исчезло. Это был Надаске’, его друг.

– Что?

– Урукето.

По спине Керрика пробежали мурашки.

– Здесь? Они выходили на берег?

– Отрицание и отрицание. Он плыл в океане, неподалеку от берега на север, но на следующий день проплыл в обратную сторону.

– Тот же?

– Утверждение-положительно, доказательства-отрицательно.