К западу от заката

Видимо, где-то он не там свернул, потому что стриптиз-клуб никак не попадался на глаза. Улица упиралась в церковный дворик, так что Скотт успел и перекреститься, и справить нужду под ближайшим деревом. Приведя себя в порядок, он развернулся и пошел по направлению к zocalo, путаясь в лабиринте незнакомых улиц. И в конце концов очутился в начале того же переулка, по которому шел вчера мимо ярко освещенного гаража.

Туристы сюда не заглядывали. Воздух в гараже был затхлый, провонявший потом, старым моторным маслом и дешевыми сигарами. Свет от висящей на проводе голой лампочки рассеивался в дыму, плотном, как опиумный. Крестьяне напирали на ограждение, сколоченное из грубых досок, высотой по колено, размахивали песо и выкрикивали ставки. Cinco, el negro! El rojo, dos![162]

Демонстрируя чемпионский боевой дух питомцев, хозяева ходили по рингу, держась друг напротив друга. Их танец был в чем-то сродни страстному танго. Скотт уже видел такие бои с Эрнестом в одном цыганском таборе под Ниццей. Пока тот вдохновенно рассуждал о жестоком величии этого спорта, начав рассказ со времен Карла Великого, пара полуголодных молодых петухов разорвала друг друга в клочья.

Птицы били крыльями с пронзительным кудахтаньем. Вся процедура была устроена так, чтобы до предела распалить и зрителей, делавших ставки, и бойцов. Скотт оказался в этой компании единственным белым, да еще и одет был в льняной костюм, а потому привлекал внимание. Чтобы не вызывать подозрений, он расправил бумажку в один песо и поставил на некрупного El Negro – всегда занимал сторону слабого. Остальные будто решили, что пришелец владеет какими-то тайными знаниями, и на черного посыпались ставки. Толпа одинакова что здесь, что на бирже.

Если бы птицам просто давали забить друг друга до смерти – древнее стремление к соперничеству в их природе, – одно это уже было бы немалой жестокостью. Однако хозяева шли дальше и привязывали к лапам лезвия, наподобие шпор. И тогда, и сейчас Скотт считал петушиные бои варварством. Эрнесту нравилось думать, что беспощадным его сделала война, но Скотту доводилось боксировать с ним, и он подозревал, что тому просто нравилось чувство превосходства, приходящее при виде страданий соперника. Эрнесту никогда не нравилась Зельда. Когда у нее случилось первое помутнение, он прямо сказал Скотту, что лучше бы ему с ней расстаться. Может, как раз поэтому отношения между ними разладились, хотя Скотту хотелось видеть в Эрнесте друга. С тех пор тот не упускал случая уязвить его.

Хозяева были готовы, они склонились к своим подопечным и еще нашептывали им что-то напоследок. Распорядитель собрал последние ставки, спрятал их в коробку и перебрался через деревянный барьер к зрителям. Повисла напряженная тишина. Хозяева сошлись в центре круга с важностью дуэлянтов. Опустились на одно колено и поставили, еще придерживая, петухов на запятнанный бетонный пол. Толпа вокруг Скотта в благоговении замерла перед жертвоприношением. Распорядитель поднял руку, готовясь дать сигнал, обменялся кивками с хозяевами и рубанул воздух.

Хозяева отступили, толпа взревела. Петухи бросились друг на друга и сцепились в беспорядочный клубок перьев, засверкали в свете лампочки шпоры. Птицы сталкивались в воздухе, с шумом дрались и клевались, падали на пол, кружили по рингу. Отступали, снова накидывались, царапаясь и толкаясь. Раза три-четыре сходились они, прежде чем пролилась первая кровь. Самого удара Скотт не заметил, но из схватки черный вышел, подволакивая крыло. Сосед, поставивший на El Rojo, хохотнул и похлопал Скотта по плечу.

Петухи поднялись в воздух в новой атаке. Но черный с больным крылом едва оторвался от земли, красный же взмыл, ранил соперника под глазом, а сам приземлился у дальней стенки, где стал вышагивать с гордым видом победителя. Под улюлюканье толпы на ринг вышли хозяева, чтобы снова стравить птиц. Красный раздухарился, черный выпрямился – бой! Раненый пытался сделать выпад, но красный взлетел и обрушился ему на грудь, шпора вошла до самого основания. Черный отшатнулся и упал прямо рядом со Скоттом. Казалось, он мигнул ему черным глазом, и по клюву побежала кровь. Судя по всему, шпора проткнула легкое, поскольку пятно на груди расползалось и воздух пузырился на нем при каждом выдохе. Красный снова прошелся по центру, похваляясь победой.

Однако зрители требовали смерти. Хозяин поверженного петуха выругался и с презрением махнул на него рукой, отрекаясь, а хозяин победителя подхватил его и нежно похлопал. Черный бил крылом и мигал, глядя на Скотта, беззвучно открывая и закрывая клюв. Когда красного понесли домой под возбужденные возгласы собравшихся, Скотт перелез барьер и подобрал умирающую птицу.