Утром опи поднялись рано, до пробуждения Епифановых. Первым ушел Афанасьев. Михаил проводил его долгим, словно бы прощающимся взглядом, остановившись у окна на кухне, откуда хорошо был виден дворик, по которому шел Афанасьев. Следующую встречу с ним Михаил назначил на день своего отъезда в Питер, через неделю.
Сам Михаил вышел из дому в шестом часу: в вагонном депо его ждала срочная работа. Малая Грузинская была еще безлюдна, еще обнимала дома серая рассветная мгла, и лишь в вышине, над крышами, было по-весеннему глубоко и сине.
Оглядевшись, Михаил не заметил ничего подозрительного. Улица была пуста, безлюдна, лишь в отдалении, там, где возвышалась скалообразная краснокирпичная громада польского костела, маячила на углу какая-то фигура, не сразу и разглядел ее. Михаилу надо было идти направо, в другую сторону, и он подумал, что если бы то был филер, так тому было бы сподручней ожидать его не там, а где-нибудь на пути в мастерские. Однако, пройдя два квартала и огляпувшись, он увидел, что человек, которого он заприметил, движется следом. Впереди уже завиднелись паровозоремонтные мастерские, и Михайл решил зайти туда, побыть там какое-то время, а затем другим ходом выйти оттуда и таким образом оторваться от следящего за ним филера, если это действительно был филер. Подходя к мастерским, он еще раз оглянулся. Человека, шедшего за ним, нигде не было видно. «Каждого случайного прохожего начинаю бояться», — усмехнулся про себя Михаил.
В паровозоремонтные мастерские он, однако, зашел, застав там привычную картину: несколько слесарей-ремонтников в промасленных блузах, громко переговариваясь, стояли возле потухшего паровоза. Михаил знал почти всех их по именам и по фамилиям, поскольку паровозоремонтные и вагоноремонтные мастерские не просто соседствовали, а имели общую цеховую контору, общую токарную мастерскую, после же того, как в паровозоремонтной стал работать Епифанов, Михаил частенько наведывался сюда и просто так (обычно заходил за Иваном в обеденное время, чтоб вместе идти на квартиру — обедать, заходил за ним и в конце рабочего дня).
От Епифанова он как-то узнал о том, что в паровозоремонтных есть вроде бы кружок рабочих, занимающихся самообразованием. Об этом тот услышал от мастера Елисеева, с которым близко сошелся на первых порах. Епифанов даже назвал некоторых членов кружка. Михаил намекнул ему: мол, неплохо бы войти с ними в сношения; но Епифанов от разговора об этом уклонился; мол, он человек новый, еще не укрепившийся в мастерских… А в последнее время все обернулось так, что такой разговор меж ними стал как будто и невозможным…
— Раненько вы сегодня на службу пожаловали! — шагнул навстречу Михаилу мастер Егор Елисеев.
— Да срочная работа: литерный вагон поступил в ремонт.
— Что с ним?
— Лопнул бандаж на переднем…
— Вон что! А мы вот тоже с утра пораньше! Вот этого надо подлечить!.. Бригаду Кукушкина вызвали…
Михаил, разговаривая с Елисеевым, покивал и слесарям, среди которых увидел Сергея Рогова и Николая Лазарева. Был тут и помощник машиниста поставленного на ремонт паровоза Сергей Прокофьев, вроде бы тоже входящий в кружок рабочих-ремонтников; Епифанов, рассказывая об этом кружке, как будто упоминал и его.
— К нам по какому делу зашли? — спросил Елисеев.
— Да с начальником токарного хотел поговорить, — сказал Михаил первое, что пришло в голову.
— Его пока нет.
— Тогда зайду попозже.
Оглядевшись в дверях, Михаил вышел из мастерских. «Хвоста» как будто не было.
В вагонных мастерских он также застал несколько человек, пришедших на работу раньше обычного, по срочному вызову. Осмотрев с ними ходовую часть вагона, нуждавшегося в экстренном ремонте, и отдав необходимые распоряжения, Михаил не сразу поднялся к себе, наверх, постоял возле приступивших к ремонту рабочих, огляделся вдруг в какой-то странной зоркости.
В сквозпяковом гулком здании депо было холодно и сыро. Почерневшие стальные фермы под крышей, кирпичные закоптелые стены, пропитанный мазутом каменный пол под ногами, полукруглые окна над распахнутыми воротами… Все это как будто запросилось в глаза, в память… За воротами с одышливым сипом попыхивал старый маневровый паровоз, весь жирно-черный, приземистый. Станционный крикун и работяга. За ним — стальные нити рельсов, отражающие холодный спет апрельского утра, ряды красных, желтых, синих и зеленых вагонов, серые, все в потеках, нефтеналивные цистерны, открытые платформы с балластом… В отдалении виднелся семафор с красным жестяным диском, раарешающе приподнятым… Померещилась вдруг дорога, уводящая в некую тревожную, опасную мглу…