Маруся.
Но смерть, но безумие, но дикое торжество рабов? Отец, я не могу уйти от земли, я не хочу уходить от нее: она так несчастна. Она дышит ужасом и тоской, – но я рождена ею, и в крови моей я ношу страдания земли. Мне чужды звезды, я не знаю, кто обитает там… Как подстреленная птица, душа моя вновь и вновь падает на землю.Сергей Николаевич.
Смерти нет.Маруся.
А Николай? А сын твой?Сергей Николаевич.
Он в тебе, он в Пете, он во мне-он во всех, кто свято хранит благоухание его души. Разве умер Джордано Бруно?Маруся.
Он был велик.Сергей Николаевич.
Умирают только звери, у которых нет лица. Умирают только те, кто убивает, а те, кто убит, кто растерзан, кто сожжен, – те живут вечно. Нет смерти для человека, нет смерти для сына вечности.Инна Александровна.
Колюшка! Колюшка!Сергей Николаевич.
В храмах древних поддерживался вечный огонь. Испепелялось дерево, выгорало масло, но огонь поддерживался вечно.Разве ты не чувствуешь его – тут, везде? Разве в себе не ощущаешь его чистого пламени? Кто дал тебе эту нежную душу, чья мысль, улетевшая из бренного тела, живет в тебе, – ты можешь ли сказать, что это мысль твоя?
Твоя душа – лишь алтарь, на котором свершает служение сын вечности!
Маруся.
Я пойду в жизнь.Сергей Николаевич.
Иди! Отдай ей то, что ты взяла у нее же. Отдай солнцу его тепло! Ты погибнешь, как погиб Николай, как гибнут те, кому душой своей, безмерно счастливой, поддерживать вечный суждено огонь.Но в гибели твоей ты обретешь бессмертие. К звездам!
Петя.
Ты плачешь, отец. Дай поцеловать мне руку, дай!Инна Александровна.
Уж ты… не плачь, отец.Как-нибудь… проживем…
Маруся.
Я пойду. Как святыню, сохраню я то, что осталось от Николая, – его мысль, его чуткую любовь, его нежность. Пусть снова и снова убивают его во мне – высоко над землей понесу я его чистую, непорочную душу.Сергей Николаевич
.Маруся
.Инна Александровна.
Колюшка… Колюшка!.Занавес