Нужно было закончить обучение Лисьей Шапки. Дарр Дубраули знал об этом только потому, что она ему рассказывала, и в этих рассказах он мало что понял; но она проводила в доме Певца долгие дни и, даже когда приходила к Дарру, была с ним иной, не прежней. Усилилось то, что всегда разделяло их: она видела в мире бесконечное множество живых созданий, и все они смотрели на нее, а он видел лишь немногих, и то в обычных телах. Она вышла из того царства, где Дарр ее искал и нашел, но в некотором смысле осталась там.
– Когда думаешь обо мне и говоришь другим обо мне, – сказала она, – не говори больше «она». Говори «он».
Дарр пристально посмотрел на нее с камня на берегу озера. Одежда, которую носили все Люди, различалась у самцов и самок, а ее одеяние было ни тем ни другим.
– А зачем мне тебя называть или говорить «она», когда я о тебе думаю? – спросил он. – И кому о тебе рассказывать?
Она его словно не услышала.
– Я не могу быть тем, чем прежде, – сказала Лисья Шапка.
– Почему?
Она покосилась на него, словно думала, что уж ему-то положено это знать, но затем отвела глаза, уставившись на что-то невидимое.
– Змеи сбрасывают кожу, – сказала она. – И выходят новыми.
– Новыми, но прежними, – сказал Дарр.
Она задумалась:
– Тогда не знаю почему. Но так.
Слабость и бледность, которые овладели ею в Счастливой долине, давно отступили, но она выросла до странности высокой и худой: руки и ноги ее казались голыми костями, обтянутыми кожей и сухожилиями, туловище узкое, как у Ласки, и такое же гибкое. Лисью шкурку она спрятала и больше не носила. Только собственную рыжую шерсть и брови.
– Ладно, могу так говорить, если хочешь, – согласился Дарр Дубраули. – Но разговорами это не изменишь. Не превратишь «она» в «он».
Она съехала по глинистому берегу к лужице, заметив какое-то растение, от которого ей нужны были листья или корешки. Сорвав его, она переломила листок и принюхалась, а потом положила его в кожаный кошель, который носила на груди.
– Потому что нельзя сказать «ни то ни другое», – объяснила она. – А я – именно это.
Дарр Дубраули хотел сказать, что как раз на языке Ка можно так сказать, есть способ говорить о том, чей пол тебе неизвестен, – у птиц это часто трудно понять, – но его не используют, когда знают, конечно.
– Хорошо, – сказал он.
Сидя в мокрой грязи, она подняла глаза на него, а он посмотрел на нее, и между ними возникло понимание: они оба отличны от всех прочих из своего рода, но не так уж отличны, и в этом знании различие между ними стало меньше.
В долгие дни своего последнего лета среди Людей Певец часто просил отнести его на скалу, которая откололась от горы и скатилась в долину. Один из силачей приносил его и усаживал там, на высоком выступе, а когда старик уже не мог держаться за плечи, Люди делали это вдвоем: они соорудили носилки из дерева и лозы, перевязав их кожаными ремнями. Следом за Певцом шла Лисья Шапка, а куда шла она, туда летел и Дарр Дубраули. Часто Люди так долго сидели в молчании, что Дарру становилось невмоготу, он улетал далеко и быстро и кувыркался в воздухе, чтобы сбросить напряжение; но он возвращался – и часто обнаруживал, что они беседуют.
– Когда мы пришли сюда… – сказал им Певец, и его голос (который Дарр Дубраули теперь знал почти так же хорошо, как голос Лисьей Шапки) звучал так же сильно и звонко, как обычно, – когда мы пришли к этому холму у воды, мы всегда были печальны, ибо наши мертвые не были с нами.
– Да, – согласилась Лисья Шапка.
Со скалы было видно озеро – и путь в земли, из которых когда-то пришли Люди.
– Наши дома стояли рядом с их домами, и мы жили бок о бок с ними. А потом нас оттуда выгнали, но они – остались.
Он поднял руку и указал на Дарра, который стоял на небольшом скальном выступе, в стороне, чтобы не мешать.
– У Ворон нет домов, – сказал Певец. – Они, конечно, где-то живут, но в подлинном доме – слушай! – в доме есть место, где обитает
Дарр Дубраули задумался, не обидеться ли на это, но, поскольку он толком ничего не понял, решил пока подождать.
– Мы надеялись вернуться, – сказала Лисья Шапка. – Поэтому так.
Певец кивнул так медленно, что Дарру даже подумалось, будто он недоволен ответом Лисьей Шапки.
– Услышь меня, – проговорил он с закрытыми глазами. – Наши мертвые должны быть с нами. Не под водой, не в вечных блужданиях по ветрам или лесам. Не вдали, не в землях наших врагов, которые могут вломиться в их дома, ограбить мертвых, рассыпать кости.
– Они не посмеют! – взвилась Лисья Шапка.
– О, если бы так, – сказал Певец. – Но я видел их, видел наших древних предков, выставленных бродить по пустошам и бездорожью. – Он протянул руку и привлек Лисью Шапку к себе. – Случилось это уже или еще только случится, я не знаю.
Лисья Шапка вдруг вскочила, словно хотела немедленно что-то сделать, но только подошла к краю уступа и замерла там, глядя вдаль и сжав кулаки. Когда она снова повернулась к ним, ее лицо – каким же оно стало? Как трудно разбирать выражения их лиц! Куда труднее, чем опознать ясные и однозначные признаки того, как относится к тебе Ворона. Лицо у нее было точно ее кулаки.