Ка: Дарр Дубраули в руинах Имра

Он сунул руку в лохмотья и вынул оттуда ту же чашечку, которую ему дала Лисья Шапка.

Вот, проговорил он и положил ее на ладонь Лисьей Шапке, как она положила в его. Вот так.

Она посмотрела на металлическую вещицу так, будто никогда не видела ее прежде. Затем медленно и с почтением кивнула слепому старику, и, хотя он наверняка не мог ее видеть, старик кивнул в ответ. Затем он вытянул тонкий палец и коснулся ее помрачного глаза.

Лисья Шапка поднялась, отвернулась от костра, с улыбкой покачала головой и зашагала в ту же сторону, куда шла прежде, а следом поскакал Дарр Дубраули. Впереди уже виднелся выход из букового леса. «Лишь тебе одной», сказал старик у костра, но ведь там был и Дарр Дубраули, и он не собирался возвращаться назад. Он мог идти рядом с ней, – в конце концов, Вороны ходят по многу часов в день, когда ищут съестное. Он и здесь привычно посматривал по сторонам, но ничего съедобного не находил.

– Это был твой отец? – спросил он у Лисьей Шапки.

– Не знаю, – ответила она.

– А что ты ему дала, а он тебе отдал?

– Вещь, – ответила она. И показала: надела чашечку на последнюю фалангу своего самого длинного пальца, пришлось точно по мерке. – Хорошо, что он у меня оказался.

Дарр заметил, что ее помрачный глаз, тот, которого коснулся палец старика, уже не был зеленым, как другой, а стал голубым, как воды озера на солнце.

Она протянула руку, чтобы Дарр мог сесть, и повернула на тропу, которая становилась шире с каждым шагом; теперь она вела вниз, на широкую равнину, зеленую и желтую, по которой бежала и пенилась река. По обоим берегам возвышались серые горы, укрытые черными Елями; солнце – то ли садится, то ли встает; ветер. Вдалеке – башня.

– Счастливая долина, – сказала Лисья Шапка и рассмеялась.

– А где все те, кого мы видели раньше? – спросил Дарр Дубраули, который вдруг вспомнил толпу молчаливых созданий, бледные лица вокруг Лисьей Шапки. – И где все те, кого вы нашли и выкопали из земли, а потом закопали на новом месте?

– На севере.

– Это и есть север. Твои слова.

Но Лисья Шапка объяснила ему, что на Великом Севере тоже есть север и юг, и идти туда можно бесконечно долго, и на этом севере тоже свой север и юг, и всюду лежат и ждут мертвые. Как же так: все эти пространства лежат друг внутри друга, но меньше не становятся? Для Дарра «внутри» всегда означало «меньше»: внутри яйца, внутри рощи, внутри ореха.

– Тут все перевернуто, – сказала Лисья Шапка. – День – это ночь. Тьма – свет. Лево – право. Есть пять направлений: север, юг, восток, запад и здесь. «Здесь» – это мера для всех остальных. То место, где ты сейчас и где можешь оказаться потом. Туда мы идем.

Дарр Дубраули потерял способность чувствовать поклюв, так что он просто отправился с ней, куда она говорила. Куда бы она ни пришла, всюду ее узнавали или помнили, но Ворону у нее на плече вроде бы никто не мог толком увидеть. В хижинах и хлевах ее принимали, угощали едой и питьем, но не понимали; в крепостях и замках вызывали на состязания и поединки, обещая, что, если она одержит победу, ей откроют желанное.

В башне на холме царь предложил ей заклад. Сказал, что если она позволит отрубить себе голову, то и она сможет отрубить ему голову, и тогда он на ней женится и даст ей все, чего она только ни пожелает. Она вовремя вспомнила, в чем тут хитрость, и, когда голова царя слетела с плеч, а ее осталась на месте (Дарр Дубраули не может вспомнить, как ей это удалось), она подняла голову за длинные волосы.

Теперь скажи мне, обратилась к голове Лисья Шапка. Скажи мне, где отыскать Самую Драгоценную Вещь. В какой земле и кто ее хранит.

Нет, сказала голова царя.

Ты должен. Ты обещал.

Не скажу, сказала голова царя.

Тогда она сделала чашу из черепа царя, и выпила из нее, чтобы узнать его тайную мысль, и унесла ее с собой. Жидкость в ней имела привкус железа.

– Я знаю этот народ, – сказала она, уверенно и быстро шагая вперед. – Знаю сказания.

– А что, если он или кто другой тебя обманет, пошлет туда, где вещи нет?

– Они не могут обмануть. Должны говорить правду. В этой земле лжи нет.

Может, так оно и было, но это не мешало им говорить загадками, или сообщать правду навыворот, или говорить одно, а иметь в виду другое: хоть Лисья Шапка исполняла указания отрубленной головы и повиновалась узору на игровой доске и песням на языке деревьев, которые пели певцы, она никак не могла добраться до Самой Драгоценной Вещи.

Они шли на север. Дарр Дубраули шагал рядом или ехал у нее на плече и от усталости и скуки уже подозревал, что никуда он на самом деле не отправлялся, а просто сидит по-прежнему на холме-великане и слушает рассказ Лисьей Шапки: словно этот рассказ с самого начала был о ней, о том, что будет, а не о том, что некогда было.