Там вили гнезда черные птицы с красными клювами, наверное какие-то родичи Галок, и они играли в странные игры (как ему показалось) на сильном ветру. Иногда Дарр видел пары Воронов, которые поднимались высоко в небо в ритуальном ухаживании, не обращая внимания на всех прочих; где они находили себе пропитание, ему так и не удалось узнать.
У моря жили и несколько Людей. Дарр видел, как они осторожно спускаются по скалам к линии прибоя (всегда ведь можно оступиться или споткнуться, а потом полететь вверх тормашками на острые камни), видел, как пугливые детеныши подползают на животе к краю обрыва, выставляют голову и смотрят с ужасной высоты, цепляясь изо всех сил, хотя никак не могут упасть. Видел, как Людей спускают на толстых лохматых веревках с обрывов к уступам, где они собирают яйца и убивают птиц, – иногда такой ловец терял опору и беспомощно вертелся в воздухе, глядя вниз.
Но приливные берега и морские ветры полнились птицами, каких он никогда прежде не видел, и жизнь их и обычаи были совершенно невообразимы. Дарра никогда особенно не интересовали другие птицы – Ворон вообще мало кто интересует. Он знал долгокрылых хищников, которых интересовал он сам, знал, когда мелкие птицы откладывают яйца, когда из них вылупляются птенцы, – это полезно. В листве вокруг всегда скрывались птицы, имен которых он не знал, но слышал их утреннюю и вечернюю болтовню. Некоторые зимой пропадали (Дарр не знал куда), но возвращались весной. Он о них никогда не раздумывал.
Но местных птиц он принялся изучать. Делать-то все равно больше нечего.
Ему нравилось наблюдать, как серо-белые крикуны (некоторые в черных шапочках) зависают неподвижно в воздухе на длинных подогнутых крыльях, разглядывают поверхность моря, а затем камнем падают в воду, чтобы вынырнуть с рыбой в клюве. Вороны довольно проворны, но на такое Дарр Дубраули был не способен; крылья распахивались сами собой – так хотелось попробовать, – но он решительно складывал их и оставался сидеть на скалах. Черные птицы с яркими тяжелыми клювами сгрудились на уступах так тесно, что новая, прилетев и усаживаясь, обязательно сталкивала другую. Они тоже рыбачили. Все они рыбачили. В море, на камнях, что выставляли головы из воды (хоть и не всегда; Дарр Дубраули еще не понял, что такое приливы и отливы), стояли длинношеие, длинноклювые птицы. Они подпрыгивали и ныряли под воду, выныривали с добычей, возвращались на камни и стояли на длинных черных лапах; высоко поднимали голову, чтобы рыба скользнула в глотку, а потом расправляли крылья, видимо, чтобы высушить. Утки мирно отдыхали на страшных морских волнах и плескались, будто в пруду. Прибрежные птицы бегали за отступающими волнами и торопливо поедали червячков и другую еду, которая на миг появлялась на песке, а затем бежали обратно на тонких ножках от следующей волны.
В море было полно еды, если только уметь ее добывать, а Дарр не умел. Иногда прибой, волны которого его неизменно пугали, выносил на берег мертвую рыбу или морского зверя побольше Кабана, и пепельно-коричневые морские птицы с родичами обступали их, ссорились, как Вороны, каждая сама по себе – пока Дарр Дубраули не набирался храбрости подобраться ближе и засунуть свой клюв: тогда все объединялись, чтобы его прогнать. Изредка ему удавалось оторвать кусочек – если Дарр вел себя предельно вежливо и держался с краю.
И еще он слушал.
Их речь была не похожа на его язык или наречие любой другой знакомой птицы. Но Дарр начал его учить, пытался ему подражать. Бледно-серые, в черных капюшонах, птицы, которыми он больше всех восхищался, не дрались за падаль; они питались только в море, парили на остроугольных, как у Сокола, крыльях, а потом складывали их с ловкой точностью и пикировали к воде – и в воду, почти без всплеска, чтобы в следующий миг вынырнуть с блестящим серебряным тельцем в клюве. И так раз за разом. Клювы у них были узкие и острые, ярко-красные. Они могли долго парить, не уставая, поднимаясь и опускаясь на потоках воздуха от холодного моря и разогретых солнцем камней, а когда собирались на скалах, гоготали и повизгивали, словно смеялись собственной лихости. Их слова наполняли его той же светлой тоской, что и слова Брата, которые обозначали вещи невидимые и священные. Время от времени кто-то из них косился на Дарра Дубраули, замечал – таких птиц тут прежде не видели, – и Дарр кланялся и бросал клич, который для его уха звучал точно как их высокий зов, но они его либо не понимали, либо не считали нужным ответить.
Некоторые морские птицы пускались на хитрости, которые напоминали Дарру уловки Ворон в старых краях: брали в клюв раковину моллюска (на его родине это были улитки) и бросали их с высоты на специально выбранный камень, чтобы расколоть раковину и добыть богатство. Отличная игра, для нее нужен очень точный расчет: бросишь с малой высоты – не разобьется, заберешься слишком высоко – и вор может успеть к добыче раньше тебя.