Ка: Дарр Дубраули в руинах Имра

Нужно было закончить обучение Лисьей Шапки. Дарр Дубраули знал об этом только потому, что она ему рассказывала, и в этих рассказах он мало что понял; но она проводила в доме Певца долгие дни и, даже когда приходила к Дарру, была с ним иной, не прежней. Усилилось то, что всегда разделяло их: она видела в мире бесконечное множество живых созданий, и все они смотрели на нее, а он видел лишь немногих, и то в обычных телах. Она вышла из того царства, где Дарр ее искал и нашел, но в некотором смысле осталась там.

— Когда думаешь обо мне и говоришь другим обо мне, — сказала она, — не говори больше «она». Говори «он».

Дарр пристально посмотрел на нее с камня на берегу озера. Одежда, которую носили все Люди, различалась у самцов и самок, а ее одеяние было ни тем ни другим.

— А зачем мне тебя называть или говорить «она», когда я о тебе думаю? — спросил он. — И кому о тебе рассказывать?

Она его словно не услышала.

— Я не могу быть тем, чем прежде, — сказала Лисья Шапка.

— Почему?

Она покосилась на него, словно думала, что уж ему-то положено это знать, но затем отвела глаза, уставившись на что-то невидимое.

— Змеи сбрасывают кожу, — сказала она. — И выходят новыми.

— Новыми, но прежними, — сказал Дарр.

Она задумалась:

— Тогда не знаю почему. Но так.

Слабость и бледность, которые овладели ею в Счастливой долине, давно отступили, но она выросла до странности высокой и худой: руки и ноги ее казались голыми костями, обтянутыми кожей и сухожилиями, туловище узкое, как у Ласки, и такое же гибкое. Лисью шкурку она спрятала и больше не носила. Только собственную рыжую шерсть и брови.

— Ладно, могу так говорить, если хочешь, — согласился Дарр Дубраули. — Но разговорами это не изменишь. Не превратишь «она» в «он».

Она съехала по глинистому берегу к лужице, заметив какое-то растение, от которого ей нужны были листья или корешки. Сорвав его, она переломила листок и принюхалась, а потом положила его в кожаный кошель, который носила на груди.

— Потому что нельзя сказать «ни то ни другое», — объяснила она. — А я — именно это.

Дарр Дубраули хотел сказать, что как раз на языке Ка можно так сказать, есть способ говорить о том, чей пол тебе неизвестен, — у птиц это часто трудно понять, — но его не используют, когда знают, конечно.

— Хорошо, — сказал он.

Сидя в мокрой грязи, она подняла глаза на него, а он посмотрел на нее, и между ними возникло понимание: они оба отличны от всех прочих из своего рода, но не так уж отличны, и в этом знании различие между ними стало меньше.

В долгие дни своего последнего лета среди Людей Певец часто просил отнести его на скалу, которая откололась от горы и скатилась в долину. Один из силачей приносил его и усаживал там, на высоком выступе, а когда старик уже не мог держаться за плечи, Люди делали это вдвоем: они соорудили носилки из дерева и лозы, перевязав их кожаными ремнями. Следом за Певцом шла Лисья Шапка, а куда шла она, туда летел и Дарр Дубраули. Часто Люди так долго сидели в молчании, что Дарру становилось невмоготу, он улетал далеко и быстро и кувыркался в воздухе, чтобы сбросить напряжение; но он возвращался — и часто обнаруживал, что они беседуют.

— Когда мы пришли сюда... — сказал им Певец, и его голос (который Дарр Дубраули теперь знал почти так же хорошо, как голос Лисьей Шапки) звучал так же сильно и звонко, как обычно, — когда мы пришли к этому холму у воды, мы всегда были печальны, ибо наши мертвые не были с нами.

— Да, — согласилась Лисья Шапка.

Со скалы было видно озеро — и путь в земли, из которых когда-то пришли Люди.

— Наши дома стояли рядом с их домами, и мы жили бок о бок с ними. А потом нас оттуда выгнали, но они — остались.

Он поднял руку и указал на Дарра, который стоял на небольшом скальном выступе, в стороне, чтобы не мешать.

— У Ворон нет домов, — сказал Певец. — Они, конечно, где-то живут, но в подлинном доме — слушай! — в доме есть место, где обитает оно.

Дарр Дубраули задумался, не обидеться ли на это, но, поскольку он толком ничего не понял, решил пока подождать.

— Мы надеялись вернуться, — сказала Лисья Шапка. — Поэтому так.

Певец кивнул так медленно, что Дарру даже подумалось, будто он недоволен ответом Лисьей Шапки.

— Услышь меня, — проговорил он с закрытыми глазами. — Наши мертвые должны быть с нами. Не под водой, не в вечных блужданиях по ветрам или лесам. Не вдали, не в землях наших врагов, которые могут вломиться в их дома, ограбить мертвых, рассыпать кости.

— Они не посмеют! — взвилась Лисья Шапка.

— О, если бы так, — сказал Певец. — Но я видел их, видел наших древних предков, выставленных бродить по пустошам и бездорожью. — Он протянул руку и привлек Лисью Шапку к себе. — Случилось это уже или еще только случится, я не знаю.

Лисья Шапка вдруг вскочила, словно хотела немедленно что-то сделать, но только подошла к краю уступа и замерла там, глядя вдаль и сжав кулаки. Когда она снова повернулась к ним, ее лицо — каким же оно стало? Как трудно разбирать выражения их лиц! Куда труднее, чем опознать ясные и однозначные признаки того, как относится к тебе Ворона. Лицо у нее было точно ее кулаки.