Ка: Дарр Дубраули в руинах Имра

В ту холодную ночь он попытался припомнить, когда он такое видел, если вообще видел. Копался в памяти, уходил все глубже и глубже, покуда, как всегда, не уперся в непроглядную полуночную темноту, где не было ничего, и мысль туда не могла проникнуть. И как полуночная темнота рождает целый мир с приходом дня, так и это ничто в его голове не пустовало; но только это он и знал.

На рассвете, когда шайка вернулась к каменистому обрыву над рекой, оттуда возвращались три Волка — их усы почернели от лошадиной крови, а в белесых глазах стояли сытость и довольство. Они бы не рискнули так близко подобраться к строениям и заборам Братьев, чтобы самим добыть себе трапезу.

Теперь пришел черед Ворон. Еды было вдоволь: даже Во́роны, презиравшие Людей, еще не нашли это место.

Ва Тернхолм позвал, остальные присоединились к нему один за другим, и, пока холодное солнце карабкалось по небу, подлетали другие и тоже шумно садились, чтобы получить свою долю разорванной Волками туши, а Ва, Дарр Дубраули и Кон Орлохвост смотрели на них с ветвей одинокого, согнувшегося в три погибели дерева: они, конечно, тоже хотели есть, но все равно несли дозор. Когда они спустятся, им дадут место.

— Смотри, Дарр Дубраули, — заметил Ва Тернхолм. — Твои друзья.

Дарр посмотрел. Через блестящее изморозью поле к ним приближался один из Братьев, наверняка тот же, что и вчера, шагал скоро, так что белое одеяние скручивалось вокруг голых покрасневших лодыжек, а за ним спешил крестьянский мальчик с недоуздком в руках.

— Лошадь свою ищут, — сказал Дарр Дубраули.

— Ха, — отозвался здоровяк. — Нашу Лошадь.

Он спрыгнул с ветки и спикировал на труп, который столько Ворон сейчас клевали и тянули с разных сторон, что казалось, будто мертвая Лошадь от них отбивается.

Они, конечно, не были ему друзьями — этот Брат и другие Люди; Ва Тернхолм так сказал, потому что, да, Дарр Дубраули ими интересовался, любил прилетать к их каменным домам и смотреть, как они бегают туда-сюда по своим непостижимым делам. Иногда он настолько увлекался, что спускался к мусорной куче у кухни, чтобы перекусить, слушая их разговоры. Люди его явно презирали, но Дарру все равно казалось, что в некотором смысле ему там место — будто его родители (которых он не помнил) когда-то давно свили среди них гнездо.

Они и сами во многом были стаей. Все в одинаковой одежде, как звери в одинаковой шкуре, а у других Людей, что время от времени приходили в аббатство, костюмы различались. Дарр думал, — они подобны еще и тем, что почти все лысые, как Стервятники, но однажды теплым летним днем он увидел, как они один за другим садятся на прогретый солнцем камень, чтобы другой Брат сделал их одинаковыми, особым инструментом срезая почти все волосы. С лиц они тоже соскабливали почти все волосы, так что невозможно было понять, есть ли среди них самки (лысое лицо — признак человеческой самки, Дарр это знал и как будто знал всегда), но детенышей у них никогда не появлялось.

Обо всем этом Дарру Дубраули нравилось раздумывать, и, поскольку его познания давали Воронам преимущества, над ним не слишком насмехались за такой странный интерес. Среди Ворон бытовала история о том, что когда-то в далеких владениях жил самец, который изучил Людей и нашел способ кормить свою стаю жирным человеческим мясом, да так, что Люди его еще и сами приносили.

Но те времена миновали, если вообще бывало такое, и уловку эту давно позабыли.

Брат, один из тех, что выскребали волосы на лицах, уже подошел так близко, что увидел, да, увидел Ворон, расклевывавших тушу монастырской Лошади, и он побежал к ним с криками, размахивая безвредной палкой. Вороны не испугались, но осторожность заставила их взлететь, впрочем далеко они не ушли — собрались на камнях и на мертвом дереве, подняли оттуда крик. Брат отослал мальчика, а сам, неуклюже ступая по камням почти босыми ногами, спустился и, добравшись до трупа Лошади, упал перед ним на колени. Потом он сцепил руки так, будто что-то в них держал, и разразился чередой тихих и быстрых звуков, словно ручей бежал по камням; то и дело он поднимал лицо к белому небу.

— Все в порядке, — сказал соседям Дарр Дубраули. — Они так часто делают.

Он уже видел такое, хотя и не понял его смысла. Сейчас он оказался очень близко, ближе, чем прежде, так что мог слушать. Правда, никогда еще не видел, чтобы кто-то из белых Людей это делал перед мертвым зверем. Трудно было разобрать, молодой он или старый — не слишком старый и точно не очень молодой, насколько мог судить Дарр, — но он сильно сутулился, и зоб на его длинной шее выпирал, как у Стервятника.

Брат встал с колен, вцепился в свою юбку и уставился на Ворон. Ни одно животное, у которого есть враги, не любит, когда на него пристально смотрят, но, пока тут сидит Дарр Дубраули и спокойно наблюдает за двуногим, другие Большие тоже не улетят, а пока они здесь, не сбегут и остальные. Брат не угрожал и не кричал, просто стоял и шевелил губами, так же как рядом с мертвой Лошадью, но теперь — тут уж не ошибешься — смотрел на них, на Ворон.